ЛИСТИНГ
— Компания неоднократно заявляла, что пока делистинг с Мосбиржи не планирует, но этот вопрос систематически встает.
— Компании этот листинг больше не нужен, объективно не нужен он и инвесторам. Потому что акции, которые торгуются на Московской бирже, ущербные: до их владельцев не доходят дивиденды, они не могут голосовать. Но задача компании — поддерживать листинг и продолжать работать с акционерами, чтобы перевести их через обмен в Астану.
Нет никакой жесткой отсечки, до какого размера пакета на Мосбирже мы хотим дойти. Желательно, конечно, минимизировать количество акций, которые там застрянут. Но, повторюсь, это тупик. В московских акциях нет реальной ценности, это фиктивные ценные бумаги, если учитывать регуляторную реальность. Будем поэтому работать, объяснять, помогать с переводом. Надеюсь, что подавляющее большинство акционеров на Мосбирже все-таки мигрируют в Астану.
Но здесь вижу сразу несколько проблем. Во-первых, у нас достаточно раздробленная база акционеров. Кому-то, может быть, просто лень, кто-то не понимает, как организовать инфраструктуру на казахстанской стороне. Есть у инвестора акции, например, на $400, перед ним встает вопрос, стоит ли ради такого пакета открывать счет в другой стране. Сейчас думаем, как этот вопрос закрыть именно для мелкого ритейла.
Во-вторых, есть люди, которые живут в альтернативной реальности, до сих пор оптимистично настроены, надеются на радикальное изменение геополитической ситуации. Они считают, что вот-вот будет какой-то обмен одних активов на другие, а Euroclear откроет операции. Тем самым просто отрицают реальную жизнь.
Ну и третья проблема, пожалуй, сходная с первой: многие институциональные управляющие инвесторы держат акции для клиентов, и получить от них какую-то вводную для перевода или продажи бумаги крайне проблематично. Это неприятные последствия того факта, которым мы когда-то гордились, что база инвесторов Polymetal до начала масштабных санкций была чрезвычайно диверсифицирована. У нас было очень много мелкого ритейла, и сейчас мы вынуждены преодолевать последствия этой фрагментации.
— Может ли компания как-то повлиять на дисконт на бирже Астаны?
— На дисконт, конечно, нет. Активизация торгов может привести к улучшению ликвидности, но не к повышению котировок.
Конечно, в Москве акции более ликвидны, в Астане ликвидность растет очень медленно. Плюс, насколько понимаем, в Астане достаточно большое количество сделок продолжает проходить off market, напрямую в регистраторе (думаю, это касается и сделки BlackRock). Это нормальная ситуация, связанная с окончанием миграции из Лондона. В обозримой перспективе, думаю, ликвидность в Астане вырастет до $2-3 млн в сутки. Это все равно намного меньше, чем в Москве, но достаточно, чтобы поддерживать организованный рынок, где розничный инвестор всегда может купить или продать бумаги. Крупным институционалам с позицией, скажем, на 1% акций будет тяжеловато.
Что касается влияния на цену в России, то это все больше становится похоже на рынок фанатских карточек корейских поп-групп: непонятно, чем именно торгуют, но делать это интересно и радостно. Поэтому, повторюсь, наша стратегия по отношению к акционерам в Москве — это их образование и пропаганда, а также снижение транзакционных издержек на миграцию. Сравнительная цена нас точно не интересует.
— Какая доля на Мосбирже сейчас остается?
— Где-то около 8%. Но нам продолжают поступать заявки на обмен, и я надеюсь, что ситуация изменится в ближайшее время.
— Реалистично ли выйти на альтернативные площадки, например, ближневосточные — с учетом того, что ваш крупнейший акционер теперь из Омана?
— Реалистично, но зачем? Ближневосточные биржи предназначены в основном для местных компаний, которые привлекают международных инвесторов. Поэтому этот вариант в текущей конфигурации неинтересен.
Мы нацелены на возвращение на LSE, но для этого нужен масштаб. Не хотим быть компанией, на которую смотрят только узкие специалисты и продвинутые спекулянты, нам нужны генералисты. А для этого 1 млн унций в золотом эквиваленте — минимум. Не 1 млн унций на момент релистинга, а понятный план дойти до этого уровня, подкрепленный конкретными проектами и репутацией менеджмента. Пока же нам в Лондоне делать нечего.
Возвращаясь к дивидендной политике, лично я считаю, что приоритетным должен быть именно рост, потому что без него не будет реальной ликвидности, а без ликвидности — стоимости акций у институциональных акционеров. M&A — это и способ создать стоимость, и способ улучшить позиционирование на рынках капитала.
Выскажу свою личную точку зрения: выплата «символического» дивиденда на уровне $50 млн мне как акционеру совершенно не понятна. Инвесторы, которым нужен какой-то текущий доход, могут продать 2% своей позиции в рынок. Если провести анализ, при каких ценах покупали акции нынешние акционеры (не старые институционалы, а новые розничные инвесторы, которые наиболее бурно требуют дивидендов), это диапазон $2,5-3. Сейчас акции торгуются в районе $3,6. Продажа 2-4% позиции закроет потребность в текущем доходе, биржа легко переварит такой объем. Но это мое личное мнение. Компания, повторюсь, будет советоваться и проводить консультации с акционерами, встречаться с институциональными инвесторами.
Возможно, нам скажут: сидите на своих существующих активах ровно и генерируйте денежный поток, чтобы закрывать инвестиции в автоклав, а весь лишний cash, включая то, что получили от продажи российского бизнеса, распределите мощным дивидендом. Я с этим подходом категорически не согласен, но, по крайней мере, здесь есть логика — заплатить 15% от рыночной капитализации, это будет ощутимо.
НЕ СМОТРИТЕ НАЗАД
— Вы общаетесь с новым акционером, оманским фондом, как-то они себя проявляют?
— Да, у нас идет диалог. Однако сейчас в мусульманских странах Рамадан, и мы запланировали очную встречу после того, как он закончится.
— А как построено общение с розничными инвесторами?
— У нас команда по связям с инвесторами в составе 4 человек: два в Лондоне, два в Астане. За февраль среднее количество отвеченных писем — около 30 в день.
Подавляющее большинство вопросов все те же: дивиденды, стратегия, РОХ, санкции, стабильность менеджмента. Есть какие-то письма приятные, комплиментарные менеджменту, совету директоров и нашим действиям. Но есть и остро критические, от инвесторов, которые считают, что действия совета директоров неправильные, неэффективные, разрушают акционерную стоимость. У команды IR даже есть табличка, в которую они заносят ключевые темы и ведут учет, например, кто за дивиденды, кто за рост.
— Лично вы как миноритарий насколько довольны сделкой по продаже российских активов, что думаете о перспективах компании?
— Во-первых, я доволен, что сделка состоялась, потому что внешняя обстановка была очень сложной, — как внутри РФ, так и в международном контексте. У нас все получилось, и это плюс. Минус, конечно, — это коммерческие условия. То, сколько мы смогли получить живых денег от продажи, — это существенно меньше того, на что надеялись в начале процесса. Тем не менее, если все-таки сделать поправку на динамику геополитической ситуации, я бы поставил менеджменту и совету директоров четверку. Не пятерку, так как где-то мы, наверное, в начале процесса промедлили. Можно было быстрее все сделать, чем-то заниматься параллельно. Геополитическая траектория была строго отрицательная, и если бы мы сдвинули сделку даже на полгода раньше, получили бы более существенную сумму.
— Наверное, в начале были какие-то надежды?
— Да, степень оптимизма в начале процесса оказалась неоправданной. В частности, темпы введения американских санкций против российского бизнеса опередили наши внутренние ожидания. Однако репутация компании в значительной степени сохранилась, как и компетенции, поэтому смотрю в будущее со сдержанным оптимизмом.
— Вы говорили, что рассматривается возможность поменять название компании.
— Название Polymetal в международном контексте четко привязано к российской компании, подпавшей под американские санкции, поэтому мы даже после продажи активов в России продолжаем испытывать проблемы с прохождением регулярного compliance при проведении международных платежей. То есть это вопрос уже не столько брендирования, сколько элементарного удобства. К тому же ребрендинг будет полезен чисто психологически, чтобы подчеркнуть, что началась новая жизнь, а разделение России и Казахстана окончательное и недвусмысленное (российская компания, я точно знаю, менять название не собирается).
Надо двигаться вперед. Как мы знаем из мифа про Орфея и Эвридику, не надо оглядываться, иначе не избежать больших проблем.