Добро пожаловать в новую эру нефтедолларовой власти. На что тратятся сотни миллиардов нефтяных богатств?

Геополитика и санкции подняли цены на углеводороды, а это означает, что экспортеры топлива купаются в деньгах.

Во время предыдущих бумов они перерабатывали выручку на западных рынках капитала, скупая сверхликвидные активы через оффшорные банки.

В основе этого лежало негласное соглашение: Америка предложит военную помощь и купит нефть у Саудовской Аравии и у друзей, в обмен на что они закроют зияющий дефицит текущего счета дяди Сэма нефтедолларами.

Группа охотников за талантами предполагает, что сделка рушится.

США, ныне крупный экспортер нефти, менее бдительный партнер. Страны Персидского залива, соблазненные Азией и стремящиеся наладить отношения с Израилем, а в последнее время и с Ираном, больше не чувствуют себя обязанными ухаживать за Белым домом.

2 апреля Саудовская Аравия и ее союзники разозлили Америку, увеличив сокращение добычи нефти почти до 4 млн баррелей в день, что эквивалентно 4% мирового производства, что помогло поднять цены.

Они также чувствуют себя более свободными, чтобы использовать свои горы наличных денег, как они хотят.

В 2022–2023 годах профицит счета текущих операций нефтегосударств Персидского залива может составить две трети триллиона долларов. Тем не менее за пределами центральных банков, которые больше не собирают большую часть вознаграждения, сокровищницы региона общеизвестно непрозрачны.

Чтобы определить, куда именно уходят деньги, The Economist тщательно изучил счета правительства, глобальные рынки активов и торговые комнаты фирм, которым поручено инвестировать непредвиденные доходы.

Расследование показывает, что меньше денег возвращается на Запад. Вместо этого растущая доля используется для достижения политических целей внутри страны и получения влияния за рубежом, что делает глобальные финансы более туманной системой.

Залив не одинок в наслаждении непредвиденной удачей.

В прошлом году Норвегия, которая увеличила экспорт газа в Европу, поскольку Россия сократила поставки, заработала рекордные 161 миллиард долларов в виде налога на продажу нефти, что на 150% больше, чем в 2021 году.

Даже в России, находящейся под санкциями, такие доходы выросли на 19% до 210 долларов. млрд.

Но именно страны Персидского залива, которые выигрывают от низких производственных затрат, резервных мощностей и удобного географического положения, срывают джекпот.

Rystad Energy, консалтинговая компания, считает, что в 2022 году они получили 600 миллиардов долларов в виде налогов на экспорт углеводородов.

Не все из них в состоянии получить реальную пользу.

Правительства в Бахрейне и Ираке настолько раздуты, что даже при увеличении доходов они едва окупаются.

Вместо этого большую часть вознаграждения получают четыре крупнейших члена Совета сотрудничества стран Персидского залива (ССЗ): Кувейт, Катар, ОАЭ и Саудовская Аравия.

Их совокупный профицит счета текущих операций в 2022 году — 350 миллиардов долларов.

Цены на нефть упали с прошлого года, когда нефть марки Brent стоила в среднем 100 долларов за баррель. Тем не менее, если предположить, что он останется на уровне около 85 долларов (консервативная ставка) и четыре гиганта все еще могут получить профицит в размере 300 миллиардов долларов в 2023 году. Таким образом, совокупный доход за два года составит 650 миллиардов долларов.

В прошлом большая часть этого пошла бы прямо в валютные резервы центральных банков. Большинство членов GCC привязывают свои валюты к доллару, поэтому они должны откладывать или инвестировать твердую валюту во время бума. Однако на этот раз резервы центрального банка, похоже, почти не растут. Их интервенции на рынках иностранной валюты также были редки, подтверждая, что обычные хранители государственных богатств не получают излишков.

Куда пропали эти миллиарды?

Исследование показывает, что они использовались тремя новыми способами различными субъектами, включая национальные правительства, центральные банки и суверенные фонды благосостояния. Это погашение внешнего долга, кредитование друзей и приобретение иностранных активов.

Начнем с долга.

В период с 2014 по 2016 год избыток нефти, вызванный сланцевым бумом в Америке, привел к падению цены на нефть со 120 до 30 долларов за баррель, что стало самым резким падением в современной истории. В 2020 году, когда карантин из-за COVID-19 снизил спрос, цены снова упали до 18 долларов в апреле.

Чтобы противостоять шоку доходов, страны Персидского залива ликвидировали некоторые иностранные активы; их центральные банки также продали часть своих запасов иностранной валюты. Но этого было недостаточно, поэтому они также занимали много твердой валюты на западных рынках капитала.

Теперь некоторые нефтегосударства пользуются более высокими ценами, чтобы укрепить свои балансы.

Абу-Даби, самый богатый эмират ОАЭ, с конца 2021 года выплатил 3 миллиарда долларов — около 7% от общей суммы задолженности.

Груз Катара сократился на 4 миллиарда долларов, или примерно на 4%. Кувейт сократился вдвое с 2020 года. Такое масштабное сокращение доли заемных средств — новое явление: страны Персидского залива не имели большого долга в конце 2000-х, когда начался предыдущий нефтяной бум.

Государства Персидского залива также протягивают руку нуждающимся друзьям — второе применение новых нефтяных денег.

В начале 2022 года центральный банк Египта, крупного импортера продовольствия, стесненного высокими ценами на зерно, получил депозиты на сумму 13 млрд долларов от Катара, Саудовской Аравии и ОАЭ.

В последние годы Саудовская Аравия также разрешила Пакистану отсрочить платежи за миллиардные закупки нефти. Эти деньги более условны, чем в прошлом. Стремясь вернуть хотя бы часть своих денег, Саудовская Аравия недавно потребовала от Египта и Пакистана провести экономические реформы, прежде чем оказывать им дополнительную помощь.

Часть поддержки стран Персидского залива также поступает в обмен на доли в государственных драгоценностях, которые эти воюющие страны выставляют на продажу.

Настоящей новинкой в этом отношении является Турция. Когда Анкара оказывалась в затруднительном положении, она обращалась к МВФ или европейским банкам за экстренными денежными вливаниями. В последнее время, когда стремительная инфляция и землетрясения поставили страну на грань, именно государства Персидского залива держали в руках шприц с деньгами.

Поддержка принимает различные формы.

6 марта Саудовская Аравия заявила, что внесет 5 миллиардов долларов в центральный банк страны. Катар и ОАЭ также заключили валютные свопы с этим учреждением на сумму 19 миллиардов долларов, согласно оценке Брэда Сетсера из Совета по международным отношениям, аналитического центра. Все трое обязались участвовать в предстоящих аукционах государственных облигаций Турции.

Катар — давний союзник Турции. Саудовская Аравия и ОАЭ, до недавнего времени имевшие холодные отношения с республикой, теперь соревнуются за влияние. Все чувствуют возможность получить влияние на Эрдогана, которому в мае предстоят трудные выборы. Турецкий случай создает прецедент. По мере того, как все больше соседей будут сталкиваться с трудностями, двустороннее кредитование станет основой государственного управления Советом сотрудничества стран Персидского залива.

Однако при всем своем геополитическом значении такие кредиты составляют лишь небольшую часть нефтяного джекпота.

Остается главный канал бегства: иностранные инвестиции.

Во время прошлых бумов центральные банки двух крупнейших нефтяных государств мира — России и Саудовской Аравии — занимались рециркуляцией, а это означало, что приобретенные ими активы были помечены как резервы.

Все эти страны хотели стабильной доходности и минимума сюрпризов. Чаще всего они размещали наличные в западных банках или покупали сверхнадежные государственные облигации — так много, что наряду с аппетитом Китая к странам Персидского залива приписывают помощь в создании мягких денежно-кредитных условий, которые подпитывали пузырь субстандартного кредитования в 2000-х годах.

Только Катар, известный тогда как «ковбой Ближнего Востока», пошел на что-то более смелое: купил футбольный клуб здесь, блестящий небоскреб там.

Сегодня резервы российского центрального банка заморожены. А с 2015 года, когда Мухаммед бин Салман (mbs) стал фактическим правителем, центральный банк Саудовской Аравии получил гораздо меньше денег. Всего за несколько лет pif и его аналоги в регионе увеличились в размерах. Поскольку углеводороды остаются дорогими и к ним поступает все больше наград, они могут вырасти еще больше. Все указывает на то, что их способы утилизации богатств очень разные. Он более авантюрный и политический и менее ориентирован на Запад.

Выяснить, чем занимались суверенные фонды Персидского залива, гораздо сложнее, чем, скажем, норвежскому фонду.

Учреждения Персидского залива не обновляют свою стратегию, размер и активы на своих веб-сайтах, как это делает в Осло. Но есть подсказки. Данные Банка международных расчетов, клуба центральных банков, свидетельствуют о том, что изначально большая часть наличных денег находилась на счетах в иностранных банках.

В случае с Саудовской Аравией такие депозиты стоили 81 млрд долларов в год по сентябрь, что эквивалентно 54% профицита счета текущих операций за этот период, подсчитала консалтинговая компания Capital Economics.

Возможно, фонды национального благосостояния ждали пика процентных ставок, прежде чем вложиться в облигации. Скорее всего, они ищут менее традиционные активы, для выбора которых требуется время. Данные системы Treasury International Capital, которая отслеживает потоки в американские ценные бумаги, показывают, что экспортеры нефти покупают меньше казначейских облигаций, чем можно было ожидать ранее.

Но они были более голодны до акций, и такие цифры преуменьшают их аппетит, потому что суверенные фонды Персидского залива часто покупают американские акции через европейских управляющих активами. Руководитель одной из таких фирм говорит, что его клиенты из Персидского залива в последние месяцы обильно пополняли свои счета в американских акциях.

Фонды суверенного капитала в основном инвестируют в акции через индексные фонды, которые имеют низкую стоимость и предлагают диверсификацию. Но они также любят более рискованные ставки.

Сегодня «альтернативные активы» — частный капитал, недвижимость, инфраструктура и хедж-фонды — составляют 23–37% от общего объема активов трех крупнейших фондов в Персидском заливе. Эти акции подскочили одновременно с ростом военных сундуков.

Хотя такие инвестиции часто осуществляются через фонды, «прямые» инвестиции — сделки на частном рынке или приобретение акций зарегистрированных на бирже компаний — растут очень быстро.

Один только pif достиг 18 миллиардов долларов в год по сентябрь против 48 миллиардов долларов для более классических «портфельных» инвестиций. Фонды национального благосостояния также начали предоставлять заемные средства для финансирования крупных поглощений, в том числе группами выкупа. 4 апреля pif сообщила, что сама приобрела десятки пакетов акций частных инвестиционных компаний.

Все это могут делать суверенные фонды, потому что теперь у них есть возможность управлять инвестициями.

С прошлого года суверенные фонды сбрасывают европейские акции в пользу Америки. Но местные жители замечают новый наклон на восток. Фонды Персидского залива создали группы специалистов для обследования Китая, Индии и Юго-Восточной Азии.

«Здесь они собираются продавать больше нефти, поэтому они хотят инвестировать в отрасли, которые будут использовать эту нефть», — говорит глава крупной инвестиционно-банковской франшизы. И в то время как другие возвращаются из Китая, нервничая из-за роста напряженности в отношениях с Америкой, они удваивают ставки.

«Наши клиенты из Персидского залива видят огромную возможность отобрать пространство у западных инвесторов», — говорит босс гиганта частного рынка.

Все это указывает на важную составляющую нового подхода суверенных фондов: продвижение стратегических целей стран Персидского залива.

Одной из таких целей было проецирование мягкой силы.

pif, возможно, потерял большую часть из 45 миллиардов долларов, которые он вложил в 2016 году в Vision Fund, гигантский инструмент для инвестиций в технологии, который пострадал от неудачных ставок и рыночных потрясений. Но гигантский чек значительно повысил авторитет Саудовской Аравии среди мировых инвесторов.

Фонды также откладывают капитал на нужды соседей, укрепляя их влияние в регионе. pif открыла дочерние компании в Египте, Ираке, Иордании, Бахрейне, Омане и Судане, чтобы разместить 24 миллиарда долларов в арабских странах.

Более высокий статус открывает новые возможности для инвестиций в фирмы в «стратегических» отраслях, включая возобновляемые источники энергии.

В октябре Mubadala, фонд национального благосостояния Эмиратов, вложил 2,5 миллиарда долларов в немецкого разработчика оффшорной ветроэнергетики. Qia купила 10% немецкой коммунальной компании rwe, чтобы помочь ей приобрести солнечный бизнес в Америке. Эти инвестиции часто осуществляются с целью реимпорта знаний или капитала.

В прошлом году Lucid, американский производитель электромобилей, около 61% которого принадлежит PIF, заявил, что построит свой первый зарубежный завод в Эр-Рияде.

Фонд планирует потратить 38 миллиардов долларов на игры, чтобы попытаться развлечь королевство. Не все такие ставки оказываются удачными. Национальный банк Саудовской Аравии, принадлежащий PIF, потерял 80% своих инвестиций в Credit Suisse, когда фирма была приобретена ubs, что подорвало стремление Королевства управлять глобальным банкиром.

Некоторые суверенные фонды также склонны инвестировать дома, чтобы помочь экономике снизить зависимость от нефти.

pif финансирует футуристические саудовские поселения, в том числе Неом, линейный город в пустыне, который, как мечтают правители королевства, однажды станет домом для плавучего промышленного комплекса, глобального торгового центра и роскошных курортов.

Лучшей иллюстрацией развивающейся стратегии суверенных фондов является Абу-Даби. Инсайдеры говорят, что Adia, старейший и самый богатейший фонд ОАЭ, получает меньше нефтяных доходов, чем раньше.

Вместо этого львиная доля достается adq, четырехлетнему фонду стоимостью 157 миллиардов долларов, который скупает фирмы в энергетической, пищевой, транспортной и фармацевтической отраслях — отраслях, которые эмират считает ключевыми для своей безопасности.

Остальные деньги идут в Mubadala, которая в 2008 году имела активы всего в 15 миллиардов долларов, но теперь контролирует почти 300 миллиардов долларов. Первоначально его портфель был ориентирован на сырьевые товары, но теперь он отдает предпочтение возобновляемым источникам энергии и технологиям. Две трети его инвестиций приходится на частные рынки; четверть — отечественные.

«Их амбициям нет предела», — говорит специалист по сделкам.

Эти сдвиги стирают грань между личным богатством правящих семей и богатством суверена. Самые быстрорастущие фонды, как правило, управляются членами королевской семьи или членами их клана.

Становится все труднее понять, куда уходят нефтяные деньги.

Все это плохие новости для Запада. То, что он получает меньше награды, является меньшей проблемой.

Более мутная финансовая система позволяет средствам перемещаться незамеченными.

Финансовые сыщики считают, что часть нефтяных доходов России депонируется в банках в Персидском заливе, где они смешиваются с долларами, принадлежащими другим, чтобы их нельзя было отследить.

Более геополитически проницательные нефтегосударства также дают шанс колеблющимся странам, таким как Турция, получить финансирование за пределами институтов, возглавляемых Западом, что дает им дополнительную степень свободы.

Два десятилетия назад, когда суверенные фонды вошли в моду, многие на Западе опасались, что их могут использовать для достижения политических целей. В то время такие опасения были преувеличены.

Теперь эти опасения выглядят более разумно, но мало кто обращает на это внимание.

Оригинал

P.S. Подпишитесь на проект «КОГоть» — “КраткоОГлавном” в Телеграм, Дзен, VK и Youtube