Соблазняющий разум. Как выбор сексуального партнера повлиял на эволюцию человеческой природы. Джеффри Миллер

Соблазняющий разум. Как выбор сексуального партнера повлиял на эволюцию человеческой природы. Джеффри Миллер

Электронная книга flibusta.is/s/1519
Geoffrey Miller The Mating Mind: How Sexual Choice Shaped the Evolution of Human Nature.

В этой концептуальной книге эволюционный психолог Джеффри Миллер выносит свою оригинальную идею – теорию происхождения уникальных умственных способностей человека в ходе полового отбора.

Ключевым механизмом отбора автор считает выбор полового партнера, который осуществляли доисторические гоминиды и продолжаем осуществлять мы, современные мужчины и женщины.

Сложный язык, мораль, искусство, благотворительность очень затратны для особи и не способствуют ее выживанию. Зато способствуют ее размножению: это самые надежные индикаторы генетического благополучия, какие только можно предъявить на брачном рынке.

Аргументы Миллера научны, изящны и образны.

Если вы мечтали взять откровенное интервью у шалашника и увидеть охоту плейстоценовых гоминид глазами мамонта,

осознать неполиткорректность эволюции и древность “дизайнерского” деторождения, эта книга точно для вас.

Зачем нам быть разумными?

К чему владеть языком, рассказывать истории, покрывать стены пещер изображениями бизонов, шутить, сочинять серенады?

С точки зрения эволюции все эти занятия весьма обременительны и не уберегут от когтей хищников.

 До недавнего времени ученые не догадывались о подлинных мотивах эволюции.

Джеффри Миллер предлагает свою теорию происхождения разума — столь же реалистичную, сколь и остроумную.

Три причины познакомиться с обзором:

• узнать оригинальную и  вдохновляющую теорию возникновения разума.
• Увидеть, что двигатель эволюции вовсе не только естественный отбор.
• Узнать, чем на самом деле продиктован выбор партнеров в животном и человеческом мире

7 главных идей обзора:

1. Распуская хвост, павлин будто говорит паве: «Смотри, разве может чахлый и больной самец со скверными генами иметь такой пышный яркий хвост?» Такие признаки — индикаторы приспособленности, партнеры учатся выбирать друг друга по ним: в этом суть полового отбора.

2. Там, где мы видим в природе излишество, мы наверняка имеем дело с результатом полового отбора. Это в равной степени касается и павлиньего хвоста, и человеческого разизли

3. Половой отбор умнее и расчетливее естественного отбора: последний действует как слепой дилетант, первый — как заинтересованный профи.

4. «Самцы выбирают самок» — устаревшая концепция. Сила полового отбора — в его взаимности.

5. Язык — средство передачи информации? Смотря какой. Точнее сказать, что он — средство создания сплетней. Именно такой тип информации помогал нашим предкам поддерживать социальные связи.

6. Половой отбор особенно позаботился о том, чтобы мы были креативны. Мозг — машина по производству предсказаний, и любая непредсказуемость ему интересна. А еще это помогает спастись от хищников.

7. И сегодня половой отбор искушает нас вести себя более агрессивно и неразумно. Но биология учит: будьте скромнее, каждый родившийся — уже победитель в эволюционной гонке!

Что такое половой отбор?

(Зачем павлину пышный хвост)

Любая гипотеза о происхождении человеческого разума рано или поздно сталкивается с такими вопросами:

1. Коль скоро такой изощренный разум полезен для выживания, почему он не развился у других видов, подобно тому как крылья для полета появились независимо у насекомых и птиц?

2. Искусство, юмор, язык уникальны для нашего вида, но какую пользу они приносили для выживания?

Еще, Дарвин пришел к выводу, что не менее мощной эволюционной силой надо считать половой отбор.

Павлиний хвост привлекает хищников, зато помогает размножаться, и, видимо, для эволюции это оказалось достаточно весомым аргументом (иначе выжили бы только бесхвостые павлины).

Но что если человеческий разум — тот же павлиний хвост? 

Дарвин в своих рассуждениях не сделал этого шага, а потомки и вовсе отнеслись к идее полового отбора как к научному курьезу — отчасти по причине механистичных представлений о психике животных, но не в последнюю очередь по вине морали XIX века, консервативно подходившей к вопросам секса.

Даже Фрейд с его апологией сексуальности не помог изменить положения вещей.

Венский психотерапевт полагал, что самовыражение человека через искусство — это сублимация избыточной сексуальной энергии. Но с эволюционной точки зрения это имеет мало смысла: у большинства видов лишняя энергия сублимируется не в искусство, а в жировые запасы.

И все-таки к концу ХХ века биологи согласились с тем, что взаимная заинтересованность самцов и самок друг в друге — мощный аргумент.

 Половой отбор куда предприимчивее, чем естественный отбор. 

Последний определяется случайными требованиями, которые устанавливают среда обитания и экологическая ниша (солнечный свет, ветер, дожди, хищники).

Среде обитания дела нет, на кого она влияет, а хищники, живущие в той же экологической нише, что и их жертвы, заботятся только о себе.

Половые же партнеры заинтересованы во взаимной эффективности: на кону — хорошие гены.

Генетические различия организмов проявляются в их поведении и внешности, на последние и нужно ориентироваться при выборе партнера.

Потому-то яркий павлиний хвост служит такой хорошей рекламой для самок. Распуская хвост, павлин будто говорит паве:

«Смотри, разве может чахлый и больной самец со скверными генами иметь такой пышный яркий хвост?»

Такие признаки называются индикаторами приспособленности, и суть полового отбора в том, что партнеры учатся выбирать друг друга по этим индикаторам.

Наиболее выдающиеся способности человеческого разума могли развиться в ходе полового отбора именно как индикаторы приспособленности.

Таким поведением, как остроумные разговоры и создание изобретательных сюжетов на стенах пещер, наши предки могли рекламировать свою приспособленность другим партнерам.

Чтобы служить конкурентным преимуществом, индикаторы приспособленности должны обладать следующими свойствами:

- высокая наследуемость;
- значительные индивидуальные различия у разных особей

(если бы какой-то признак у всех людей был развит одинаково, то потерял бы свое преимущество);

- затратность, нефункциональность

 (единственный надежный способ прорекламировать качество своих генов — подчеркнуть собственную исключительность);

- отражение свойств целого организма

(павлиний хвост — не отдельный модуль, он отражает здоровье, фертильность и прочие свойства павлина в целом).

Примечательно, что именно уникальные особенности человеческого ума, отличающие нас от обезьян, обладают такими свойствами.

Юмор, музыкальность, креативность слишком вариабельны, слишком наследуемы, слишком затратны и не очень модульны. Типичные индикаторы приспособленности!

(Фишеровское убегание).

Механизм полового отбора подробно описал в начале ХХ века биолог Рональд Фишер.

Он рассуждал так:

многие брачные украшения животных эволюционировали именно как индикаторы приспособленности. Посчитав, что самцы с более ярким оперением отличаются лучшим здоровьем, самки спаривались с ними и производили более здоровое потомство.

Со временем ярких самцов становится все больше, при этом под влиянием таких брачных предпочтений самок их оперение может становиться все ярче и ярче.

Так оба пола вовлекаются в эволюционную гонку: самки становятся все взыскательнее, самцы — все ярче, одно качество подстегивает другое, и возникает процесс с положительной обратной связью.

 Такое быстрое распространение отличительных черт какого-то вида называется в науке фишеровским убеганием.

Особи с наиболее развитыми декоративными элементами имеют значительное репродуктивное преимущество, так что скорость развития передаваемого признака растет по экспоненте.

Фишеровское убегание очень чувствительно к начальным условиям и случайностям.

С ходом времени и ростом по экспоненте такие случайности только нарастают. Поэтому все 300 видов приматов различаются по форме и окраске лицевого волосяного покрова — дело не в приспособленности к разным средам, а в действии полового отбора.

Если движущей силой нашей эволюции был такой процесс, то нет смысла спрашивать, почему мы приобрели творческий интеллект, а шимпанзе — нет.

Можно лишь спросить, каковы адаптивные функции творческого интеллекта.

Мы должны смириться с тем, что развитие нашего вида (и других тоже) было непредсказуемо.

Когда животные с половым размножением приобрели способность выбирать партнеров, было вполне предсказуемо, что каждый вид обзаведется каким-нибудь затратным ритуалом ухаживания, ярким оперением. Но невозможно было представить, что такое брачное поведение достигнет наивысшего уровня сложности именно через 535 млн лет после Кембрийского взрыва¹ и именно у прямоходящих обезьян.

Возможно, по подобному сценарию могли развиться и дельфины. Но, вероятно, в любом случае сила полового отбора рано или поздно обнаружила бы, что развитый ум может служить и брачным украшением, и индикатором приспособленности. Ну а потом оказалось бы, что это преимущество можно использовать в самых разных целях: сочинять истории, снимать фильмы, запускать особей своего вида в космос.

При этом фишеровское убегание неспособно в полной мере объяснить происхождение человеческого разума по двум причинам:

1. Классическое убегание — процесс стремительный и неуклонный, и если наш мозг развивался в соответствии с этим процессом, он должен был утроиться в весе не за два миллиона лет, как это произошло, а за 20 тысяч лет. Видимо, размер мозга увеличивался иначе — рывками.

2. Убегание по любому признаку, на который действует половой отбор, должно порождать яркие межполовые отличия.

 Хвосты павлинов куда ярче, чем хвосты пав. По этой логике мужчины должны быть в разы умнее и креативнее женщин. Но это не так.

Сходство разума женщин и мужчин поддерживают иные факторы.

- Генетическая корреляция между полами. 

Гены у самцов и самок любого вида почти одинаковые; так, у мужчин и женщин 22 пары хромосом общие, только в 23-й паре есть различие.

- Перекрывание ментальных механизмов ухаживания.

 Глаз павы имеет мало общего с хвостом павлина, так что в ходе убегания гены признака, на который действует половой отбор (хвост), могут приобрести корреляцию с генами, которые влияют на выбор партнера (глаз), — но не больше.

Иначе с человеческим интеллектом: чтобы оценить чужое чувство юмора, нужно иметь свое; чтобы судить об интеллекте другого человека, нужно и самому иметь развитый интеллект.

Чем психологически тоньше брачная демонстрация, тем сильнее перекрываются психологические схемы, ответственные за взаимное восприятие. В результате многие умственные способности становятся общими для обоих полов.

- Взаимный выбор партнеров. 

Брачные игры людей сложнее теории классического убегания, по которой самцы ухаживают, а  самки выбирают.

Мужчины и женщины равно избирательны в своем выборе партнера. Именно разборчивость стала движущей силой полового отбора, благоприятствовала одинаковому развитию способностей к ухаживанию у разных полов.

(Маркетинг эволюции).

Любая форма полового отбора по индикаторам приспособленности в конце концов должна нивелировать генетические различия по приспособленности.

 Если бы женщинам нравились только рыжие мужчины, а мужчинам — только большегрудые женщины, то в кон­це концов все мужчины стали бы рыжими, а все женщины имели большую грудь. Но это не так. Почему?

Две эволюционные силы позволяют нам быть разными:

1) приспособленность зависит от среды: хищники становятся умнее, появляются новые виды вирусов и пр. Наши предки были рассредоточены по огромным пространствам Африки, а это очень разные ландшафт и климат. Признаки, оптимальные для жизни в одном месте, плохо подходили для жизни в другом. Вот почему здоровье остается наследуемым признаком.

2) приспособленность зависит от мутаций, и чем сложнее биологический объект, тем большим числом генов определяется его работа, тем сложнее отсеивание вредных мутаций. А человеческий мозг — очень сложный объект.

Противостояние между отбором и мутагенезом, как и колебания приспособленности к среде, неизбежны, но уравновешиваются механизмом взаимного выбора партнера. 

Поддерживая индикаторы приспособленности вроде умения ясно выражать мысли или креативности, половой отбор требовал от наших предков максимального напряжения сил.

Тут в дело вступает теория сенсорного смещения.

Она гласит: выбор партнера зависит от возможностей восприятия, а если в ходе эволюции возникают новые возможности, то возникает и путь для развития новых украшений.

 Птицы, обзаведясь слуховым аппаратом, научились исполнять брачные песни.

Люди, овладев языком, создали возможность поддерживать все более сложный разговор.

В формировании любого признака, который развился в ходе полового отбора, участвовало, скорее всего, сразу несколько факторов:

и фишеровское убегание, и давление отбора в сторону активного рекламирования приспособленности, и психологические предпочтения партнеров. 

Важно, что все это в итоге сводилось к главной стратегической цели — размножению.

биологи называют вредные для выживаемости особи, но сохраняющиеся признаки гандикапом. Самый яркий пример – павлиний хвост.

Половой отбор был не единственным видом социального отбора.

Чтобы поддерживать несексуальные отношения, тоже полезно демонстрировать свою приспособленность:

партнеры с высоким уровнем приспособленности выносливее в сражениях, надежнее в товарном обмене и пр.

Когда парень всю ночь напролет танцует в ночном клубе, он демонстрирует физическую приспособленность и потенциальной супруге, и потенциальным друзьям.

Дорогие брачные ритуалы в разных культурах не способствуют выживанию, зато прямо указывают одним потенциальным родственникам на приспособленность других.

Любой индикатор приспособленности, возникший в ходе полового отбора, легко включается в другие формы социальных отношений, и наоборот.

С точки зрения эволюции самое большое достоинство нашего непомерно разросшегося, оснастившегося множеством разнообразных странных функций мозга — это его развлекательная функция для стимуляции мозга других людей. 

Мозг — это Голливуд, а эволюция похожа на маркетинг.

Тут поможет аналогия с бизнесом.

Корпорация может ориентироваться на производство, а может — на маркетинг.

Корпорации первого типа доминировали в начале ХХ века, диктовали свои предпочтения клиентам и сначала неплохо себя чувствовали (поэтому Генри Форд самонадеянно заявлял, что покупатель может получить Ford Model T «любого цвета, если только этот цвет — черный»).

Но в конце концов покупатели и дилеры, особенно в верхней ценовой категории, становились все более разборчивыми.

Настала эпоха маркетинга: продавцов стало интересовать, чего хочет покупатель. 

В природе выживание — это аналог производства, а ухаживания — аналог маркетинга.

 Запросы потребителей выражаются в форме сексуальных предпочтений. 

Это гарантия передачи хороших генов, а значит, и гарантия выживания вида.

Ориентация на маркетинг способствует иррациональному разнообразию продуктов.

 Procter & Gamble заполнила полки супермаркетов десятками почти одинаковых, но ориентированных на разные рыночные ниши шампуней.

Эволюция поступает точно так же, что объясняет исключительное разнообразие растительного и животного мира.

Разум животных — не однотипный черный Ford Model T, но продукт, который сам себя рекламирует.

Как работает половой отбор?

Строение наших тел прямо указывает на неуклонное действие полового отбора. 

Когда антропологи утверждают, что стандарты красоты культурно обусловлены, они обращают внимание не на те признаки.

 Людям разных культур может нравиться кожа разных оттенков, но всегда чистая и гладкая.

Женщинам нравятся мужчины разного роста, но почти всегда они хотят, чтобы партнер был выше их.

- Особенности волос, лица, груди, ягодиц, пениса — результат полового отбора.

- Если некий телесный признак развивается только после полового созревания, он, вероятно, результат полового отбора.

У девочек в препубертате нет выраженной груди, это было бы физиологически затратно, но она появляется тогда, когда внимание мужского пола становится эволюционно выгодным.

Если подходить к вопросу сугубо функционально, обнаружится вся мощь полового отбора.

Начнем с того, что половое размножение не требует больших межполовых различий: оно не требует даже наличия пениса у самцов (у лягушек и птиц его нет) и клитора для самок.

Между тем у мужчин пенис не только есть, но он гораздо более длинный, толстый и гибкий, чем у других приматов. Инструмент для введения спермы не требует таких характеристик. 

Теория пениса как символа доминирования над другими самцами — бессмысленна (в угрожающих демонстрациях самцы обычно показывают те части тела, которые имеют отношение к их боевым качествам: зубы и когти).

Зато такой пенис приятно ощущать внутри тела.

Очевидно, женские предпочтения повлияли и на продолжительность спаривания.

Для эффективной доставки спермы достаточно одного толчка, как, к примеру, котам. 

Фрикции, видимо, нужны для интенсивной тактильной стимуляции женских гениталий.

Как и утрата бакулюма (кости пениса),

благодаря которой член стал мягким и гибким, позволив допускать большое разнообразие поз. 

Если бы в ходе эволюции последнее слово было за самцами, мужчины остались бы обладателями трехсантиметровых пенисов, как у горилл.

Форма клитора — тоже результат женского выбора.

У паукообразных обезьян клитор практически такой же большой, как пенис: почти три сантиметра в длину; у гиен он длиннее, чем пенис у самцов. 

Неброский же вид клитора у женщин наводит на мысль, что этот орган был важен не как объект мужского внимания, а как механизм женского удовольствия. 

Он помогал выбирать мужчин, которые способны обеспечить приятное спаривание и оргазм (которого неслучайно нет в сексе с нелюбимым партнером).

Важно, однако, что выбор партнера был делом взаимным, и на это указывает эволюция женской груди. 

Ее увеличение (относительно груди прочих приматов) без повышения выработки молока свидетельствует о мужских пристрастиях. 

То же касается женских ягодиц — еще одного индикатора здоровья и фертильности (недаром у балерин или страдающих анорексией уменьшаются размеры груди и ягодиц и нередко прекращаются овуляции и менструации).

Но еще более важное значение имеет строение человеческой головы, а именно эволюционная тенденция к расположению органов чувств на лице.

Так удобно сканировать пространство, так сигналы быстрее достигают мозга. А еще это помогает сосредоточить множество индикаторов приспособленности в одном месте. 

Для нас лицо — свидетельство индивидуальности, для эволюции — вместилище максимального количества индикаторов приспособленности и яркое отражение мутаций организма. 

Внимание к лицу при выборе партнера (той части тела, которую природе труднее всего сформировать максимально гармоничным образом) — сильный аргумент в пользу теории индикаторов приспособленности.

Наши тела созданы для демонстрации сексуальных намерений. Что более парадоксально, развитие разума шло похожим путем.

(Разум и культура).

Можно ли объяснить отдельные особенности человеческой психологии и культуры с помощью теории выбора партнера?

Да, и это можно доказать на четырех важнейших аспектах жизни: искусстве, морали, языке и креативности.

Искусство. Искусство распространено среди всех человеческих групп и в то же время чрезвычайно высокозатратно, так что его возникновение едва ли случайно.

 Вопиющая нефункциональность искусства с точки зрения выживания заставляет объяснять его распространенность привлечением партнера.

Речь не только про людей.

 Шалашники (птицы из отряда воробьинообразных) чрезвычайно изобретательны в строительстве хижин для спаривания.

Каждый из 18 видов шалашников строит это убежище в собственном стиле.

Это делают только самцы и только в период спаривания.

Эти гнезда огромны: их высота достигает трех метров (длина тела шалашника — 20 см).

Внутреннюю часть постройки шалашники окрашивают, срыгивая полупереваренные плоды и размазывая цветную кашицу кусочком коры, зажатым в клюве (редкий пример использования птицами орудий в естественной среде).

Декор постоянно обновляется и оберегается от нападения сородичей-вандалов.

Все это требует уймы времени, притом что после оплодотворения самки свивают собственные гнезда и выращивают потомство самостоятельно.

Зато обладатели лучших шалашей могут спариваться до десяти раз в день с разными самками.

Наши эстетические усилия схожи с действиями шалашников.

Речь не идет о том, что, создавая симфонии или рисуя картины, художники и музыканты только и думают о желании совокупиться. 

Инстинкты, побуждающие нас создавать произведения искусства, видимо, развились сами по себе, отдельно от половых. Но обе группы инстинктов могли развиться в результате полового отбора. Эволюция соединила их в один процесс.

Другой вопрос:

как мы отличаем красивое от некрасивого?

Вероятно, эстетическим вкусам наших предков соответствовали те произведения искусства, которые указывали на мастерство художников (а мастерство, в свою очередь, говорило об их приспособленности).

Красота была тесно связана с усердием и виртуозностью.

Иначе как объяснить неловкую реакцию неискушенных зрителей, впервые попавших в музеи современного искусства?

Реакция разочарования типа «Так бы и ребенок нарисовал!» означает «Я не вижу здесь признаков усердия и мастерства, отличающих настоящего художника».

С точки зрения таких зрителей, художник не проявил никаких особенных когнитивных навыков, а значит, его заявления на собственную приспособленность нелепы.

Мораль. 

Стандартная реакция одних животных на других в дикой природе — безразличие.

Зачем же нам, людям, тратить физические и эмоциональные ресурсы на оказание помощи?

Мы не были альтруистами изначально, но, похоже, в какой-то момент наши предки обнаружили, что альтруистическое поведение на охоте или в сражении выставляет их в лучшем свете.

Другими словами, из полезного для всех поведения легко извлекается личная польза.

Демонстрирование морального превосходства — то же самое, что и демонстрация павлиньего хвоста.

Оттого что теперь мы знаем корни морали, она не становится менее полезной.

Показательна история Мартина Лютера, чья приверженность протестантизму покорила бывшую монахиню Катарину фон Бора, ставшую женой Лютера и матерью его шестерых детей.

Интересно другое: со временем мы научились судить по убеждениям людей об их моральном облике.

Если N говорит здравые вещи, но неприятен нам с личной точки зрения, мы в глубине души не будем ему доверять.

Справедливое отношение к близким, по-видимому, тоже имеет в своей основе поиск оптимального партнера.

Каждый заинтересован в том, чтобы выбрать лучшего партнера, и потому будет приветствовать как можно более справедливые правила в состязаниях между представителями противоположного пола.

Сказанное не значит, что мы добродетельны только тогда, когда хотим секса. Напротив, наша мораль — это то, что особенно ценилось в ухаживаниях нашими предками.

Половой отбор позаботился и о том, чтобы наши отношения с партнером были крепче.

Романтическая любовь в начале отношений позволяет забыть о сексуальной привлекательности других партнеров.

Правда, она редко длится долго — во всяком случае, не настолько долго, чтобы пара успела совместно вырастить ребенка.

Тогда наши чувства перерастают в привязанность, которая не отрицает сексуального влечения к другим людям, но компенсирует их за счет эротических фантазий.

Об этом отлично знали авторы священных текстов, в том числе Библии, где сказано:

«Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем».

Однако в повседневной мирской жизни именно компенсаторные эротические фантазии или флирт без секса и есть подлинная добродетель, сохраняющая браки.

Мы не всегда верны партнеру, но, видимо, с точки зрения эволюции это было наиболее допустимой, компромиссной стратегией:

самым высоким репродуктивным успехом награждались те, кто был верен партнеру почти всегда.

Язык. 

Еще Дарвин предполагал, что язык эволюционировал под действием полового отбора как инстинкт вербальных демонстраций вроде музыки.

Другие биологи возражали: не стоит ли обойтись более простым объяснением, что язык развился для передачи информации от одного члена племени возражали

Вопрос в том, зачем ему это было нужно.

Речь идет о какой-то скрытой выгоде.

Даже если встать на сторону популярной теории родственного отбора, придется признать, что в этом случае вся польза будет на стороне слушающего, а значит, наши предки должны были сформироваться плохими рассказчиками и отличными слушателями.

Но это не так.

Мы хотим быть услышанными и постоянно сражаемся за это право.

Мы негодуем, если нас перебивают, и возмущаемся, когда на собраниях докладчик нарушает регламент. 

Случайно ли в ходе эволюции сильной адаптации подвергся механизм речепорождения, но не слушания?

В середине 1950-х годов, на заре компьютерной эры, математик Алан Тьюринг придумывал, как проверить умственные способности будущих суперкомпьютеров.

Он предложил такое решение: пусть игрок задает вопросы и пытается определить, с кем он общается — с искусственным интеллектом, имитирующим женскую речь, или с настоящей женщиной.

Пришедшие на смену Тьюрингу исследователи исключили гендерный момент из теста, а между тем решение великого математика было интуитивно верным.

Интеллект особенно трудно демонстрировать во время ухаживаний. Люди прилагают к этому колоссальные усилия. Они недаром ищут партнера, который примерно соответствует их коммуникативному уровню.

Еще бы: с эволюционной точки зрения у умения не лезть за словом в карман имеется мощная репродуктивная компенсация, ведь оно указывает на высокий статус.

Талантливый рассказчик любой ущерб для приспособленности в прошлом (допустим, ранение на охоте) превратит в надежный индикатор своей приспособленности в настоящем (историю об излечении).

Поэтому остроумный собеседник ценится в любой компании. Находчивость оратора воспринимается как несомненное достоинство.

Находчивость и остроумие, но не болтливость. Если бы половой отбор благоволил болтливым, люди были бы подобны пациентам, страдающим синдромом Вильямса

 (те выдают грамматически правильные и лексически наполненные потоки банальностей).

 Но эволюции был важен широкий спектр рассказчицких умений:

и грамматическая грамотность, и объем словарного запаса,

и интонации, и тембр голоса

 (у взрослых мужчин более низкий голос, чем у детей и женщин, что, видимо, отражает предпочтения слабого пола и служит показателем крупных размеров).

Не исключено, что половому отбору мы обязаны и способностью выражать как можно более широкий спектр своих чувств.

Способность как можно подробнее рассказывать о своем душевном опыте показалась эволюции полезной — и она ее оставила.

Но, кроме себя, мы говорим еще и о других людях. Антрополог Робин Данбар предположил, что разговоры по большей части сводятся к сплетням, так как именно такой тип информации помогал поддерживать социальные связи. Обмениваться сплетнями для людей — все равно что для шимпанзе вычесывать друг друга.

 Кроме того, если некто всегда в курсе всех новостей, он(а) производит впечатление компетентного, имеющего доступ к неизвестным источникам информации, обладающего отличной памятью, очень общительного человека — в общем, завидного жениха/невесты.

Сплетни — не всегда достоверный тип информации, но ирония эволюции в том, что она, возможно, поддерживала нашу способность привирать.

Конечно, если бы словесные ухаживания состояли из одних небылиц, это не дало бы нашим предкам никакого преимущества.

Сообщения ценны тогда, когда связаны с реальным миром.

 Но, видимо, в ходе эволюции было достигнуто равновесие:

язык развивался и для передачи полезных фактов, и для демонстрации социальной приспособленности по принципу «не любо — не слушай, а врать не мешай».

Для вида ведь нет ничего важнее демонстрации своей приспособленности, а язык — самое необычное и в то же время самое подходящее средство такой рекламы.

В конце концов, без этого не было бы мифов и литературы.

Креативность. 

Креативность предполагает способность создавать как можно более непредсказуемые варианты развития событий — качество, полезное не только человеку.

 У многих видов в ходе эволюции развивается непредсказуемое поведение, помогающее им спастись от хищников:

так, ультразвук, издаваемый летучими мышами, может провоцировать хаотичное движение мотыльков. Те, чьи движения оказались слишком предсказуемыми, были съедены.

Отбор благоприятствует формированию в нервной системе животных и насекомых нейронных цепей, которые делают реакцию организма спасительно случайной, в результате такое поведение становится адаптивным.

Хищники тоже это знают:

ласка, охотясь на мышей, исполняет «сумасшедший танец», высоко прыгая, гоняясь за своим хвостом и тем самым сбивая с толку жертву.

Игра в животном мире — тоже тренировка навыков непредсказуемости.

Стоит предположить, что в основе человеческой креативности, чувства юмора, остроумия лежит также эволюционно важная непредсказуемость.

На вопрос, как именно она сформировалась, ответить непросто. Возможно, дело как раз в игровом поведении, которое для наших предков служило индикатором молодости и, значит, фертильности (на примере женской груди можно судить, что признак, ставший индикатором молодости, может развиться очень значительно).

Как бы то ни было, это качество легло на подготовленную почву, потому что креативность связана с созданием чего-то нового, а мозг (и не только человеческий) очень внимателен к новизне.

 Ежесекундно он формирует нашу картину мира, просчитывая тысячи микропредсказаний, и любое отклонение от ожиданий вызывает у него оживленную реакцию.

Когда непредсказуемость неопасна, мы забавляемся: в этом источник юмора и хороших сюжетов.

Сегодня эту опцию сознания обслуживает огромная индустрия развлечений, но в африканской саванне наши предки могли полагаться только на более изобретательных соплеменников.

Конечно, те ценились особо — и получали преимущество в половом отборе.

При выборе полового партнера не всякая непредсказуемость хороша. Партнеры должны предвидеть поведение друг друга. Предсказуемая доброта ценится куда больше, чем непредсказуемые всплески нежности, не говоря о внезапных вспышках гнева.

И все-таки в ходе эволюции мы овладели принципиально более сложной, чем у остальных животных, формой непредсказуемости:

с помощью слов, нот, красок мы создаем новый смысл, воздействуя не только на органы чувств (вспомним теорию сенсорного смещения), но и на сам разум.

Это очень эффективный способ повлиять на чужой выбор.

Если задаться вопросом, в каком жанре развивался человеческий вид, на ум приходит сразу несколько ответов.

Может быть, боевик, ведь в древнем мире все сражались со всеми за выживание?

 Или политический триллер вроде «Карточного домика» в пещерных декорациях, ведь преимущество получали хитрейшие?

Но герои боевиков и политических триллеров занимаются главным образом тем, что уничтожают друг друга.

А вот герои романтических комедий ищут себе идеальную пару и потом заводят детей.

Это куда больше соответствует ходу нашей истории — непрерывной череде предшественников, давшей в результате жизнь всем нам.

Может, эволюция и бессердечна, но наши предки — нет, в их жизни куда большую роль, чем считалось ранее, играли остроумие, тяга к забавному, доброта — черты романтического жанра.

Ухаживания, принципиальные для выбора партнера, сделали поведение человека куда более изобретательным и гибким — они сделали всех нас невольными актерами.

Полки магазинов ломятся от книг, которые учат людей избегать популярных когнитивных ловушек.

В самом деле, мы то и дело идем на поводу у эмоций, предпочитая нескучное полезному. Но этому мы тоже обязаны своим креативным навыкам.

 Естественный отбор наделил нас интуитивным пониманием физики и биологии, чтобы мы могли нормально взаимодействовать с миром природы.

Но на наши словесные умозаключения, очевидно, слишком повлиял половой отбор. Тысячи лет он поддерживал внимание к увлекательному, эффектному, волнующему, яркому. 

Вспомним теорию гандикапа и пышный павлиний хвост: до тех пор, пока это не слишком препятствует выживанию, эволюция и ухом не ведет.

Рассуждая про парадоксальность нашего общения, биолог Ричард Докинз ввел понятие мемов —

вирусоподобных идей, которые распространяются, захватывая наше внимание, запоминаясь, побуждая передавать их другим людям.

Но Докинз не ответил на вопросы, почему люди с особым рвением соревнуются в создании новых мемов, почему большую часть мемов произвели мужчины, почему мы так восприимчивы даже к бессмысленным мемам.

Ответ таков: эти действия повышают наш социальный и сексуальный статус.

(Главный урок эволюции).

Ухаживания были мощнейшим эволюционным механизмом, сформировавшим наш вид, так что и сегодня этот механизм то и дело запускается подсознанием по поводу и без повода.

Сексуальная оценка людей искушает нас вести себя более агрессивно, неразумно, отключает рациональность. Но социальная жизнь не сводится к ухаживаниям, тем более сегодня, и нам нужно быть… скромнее.

- помнить, в результате непредсказуемого генетического наследования почти у каждого встреченного вами человека родится как минимум один правнук, который будет умнее, красивее, добрее, чем большинство ваших правнуков.

 
Ничего личного: так работает эволюция. Будем же скромнее и терпимее друг к другу!

Об авторе

Джеффри Миллер — американский эволюционный психолог.

Преподает в Лондонской школе экономики и в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. В 2008 году получил Шнобелевскую премию за работу, в которой доказал, что танцовщицы в барах получают больше чаевых в период овуляции.