ПрОклятые экономики. Часть 2. Ресурсное проклятие Росcии, Порты, острова Пасхи, Аргентины, Ирана.

Проклятые экономики.

Электронная книга t.me/kudaidem/1266
В начале немного о ресурсном проклятие Росиии.

Россия является хроническим ресурсозависимым государством – меняются ресурсы, меняется и экономическое поведение, но ни в одном цикле Россия не демонстрировала эффективного ответа на вызов «ресурсного проклятия».

В 2020 году Россия находится внутри длинного нефтяного ресурсного цикла. Корреляция скорости роста российского ВВП со скоростью роста цен на нефть на мировых рынках в последние 30 лет составляет 99 %, и лишь в последние несколько лет создалась иллюзия большей независимости ВВП от цены нефти – но это всего лишь иллюзия: нефть колебалась в коридоре от 50 до 70 долларов за баррель (Брент), и ВВП просто не успевал отреагировать на такие колебания, показывая рост около нуля.

В марте 2020 года обвал цен на нефть моментально привел к значительному падению стоимости рубля, и лишь параллельное беспрецедентное сокращение внутреннего спроса (из‑за карантинов) не дало рублю уйти в пике, потеряв 40–50 % своей стоимости за несколько недель.

Нефть колеблется в коридоре и рубль делает то же самое, с неким запаздыванием к нефтяным колебаниям и под сильным влиянием монетарной политики центрального банка.

Проблемы экономики России — гиперконцентрация экономики, разрушение экономического правового поля, гиперрегулирование и бюрократизация.

Но в этих явлениях нет ничего уникального и даже необычного – в большинстве ресурсозависимых стран, за исключением, пожалуй, пары примеров автократий и большой доли ресурсозависимых демократий с устойчивыми институтами, эти явления являются нормой.

Не стоит, наверное, и от России ждать перемен в обозримом будущем. Другое дело – когда нефть сильно и надолго упадет в цене и/или объемы ее добычи в стране значительно сократятся. Увы, как правило, в этой ситуации страны переживают жесточайший кризис, сопровождающийся приходом к власти крайних радикалов – иногда левых, которые пытаются на остатках ресурса установить всеобщую справедливость, иногда – правых, стремящихся за счет жесткой дисциплины и единоначалия буквально вколотить в страну более эффективные экономические практики.

Будущее плохо предсказуемо, не предопределено и в большой степени находится в человеческих руках.

Хочется надеяться, что молодые лидеры России, оставаясь даже в парадигме удержания власти авторитарными методами, всё же расширят круг эффективных практик с чистой макроэкономики на области международной торговли, корпоративных финансов, экономического регулирования и правоприменения и пр.

Эта книга и это видео – скромный вклад в борьбу за просвещение общества, попытка еще на миллиметр приблизить его к осознанию проблем, рисков и путей их если не решения, то смягчения.

Мир зачастую фрактален, и проблемы больших социальных структур иногда сходны с проблемами структур малых и совсем крохотных.

Иногда вместо государства можно рассматривать город – огромный мегаполис или небольшое поселение. Очевидный пример – моногорода.

И если Вы вряд ли могут что‑то поменять в масштабах страны, то в масштабах своего города Вы можете сделать больше – как минимум, зная про сценарии «ресурсного проклятия», постараться стать мобильнее.

По сути, Москва – это моногород, который «продает» всей России услуги менеджмента и сдает себя в аренду в качестве базы для штаб‑квартир компаний и хаба для логистики. Город создал огромный объем дорогой неэффективной инфраструктуры, поселил у себя миллионы внутренних мигрантов, искавших стабильных заработков, и параллельно уничтожил фактически все свои индустрии кроме управления, внутренних сервисов и «создания смыслов».

Современной исторической науке неизвестны никакие факторы, кроме экономических, которые бы оказывали на общества системное влияние – в том смысле, что разные общества в разные времена более или менее одинаково реагируют на схожие экономические условия.

В этом уникальность экономического подхода к истории: личности вождей несхожи, как и их действия; культурные особенности сильно различаются во времени и между отдаленными сообществами.

Экономические факторы работают примерно одинаково и в Древнем Египте, и в современной России.

Народ редко стремится к эффективной экономике, и значительно чаще – к простым, быстрым, но неэффективным решениям.

Но, существует набор проверенных временем идей, воплощение которых позитивно сказывается на состоянии стран в периоды нишевой адаптации и последующей дезадаптации.

Очевидно, в первую очередь для страны важна диверсификация экономики, причем особо важна диверсификация экспорта.

Современная мировая экономика практически не позволяет производить высокомаржинальные товары и услуги вне международной кооперации.

Универсальный принцип современной экономики «делай то, что можешь лучше других, и покупай остальное» работает безотказно.

Диверсификация требует открытости экономики. Все успешно диверсифицированные страны имеют низкий уровень таможенных пошлин, отсутствие или малое количество ограничений на экспорт и импорт товаров и услуг, открытость рынков капитала, высокую степень открытости рынков труда.

При этом, безусловно, рамки союза не должны ограничиваться беспошлинной торговлей – требуется унификация стандартов, логистики, взаимное признание квалификаций, хотя бы частичное объединение рынков труда и прочие возможности, открываемые современными экономическими формами объединений.

Ключевое значение для успешности диверсификации ресурсной экономики имеет приток инвестиций.

Но, государственные инвестиции крайне неэффективны и адресованы, как правило, не тем отраслям и предприятиям, которые могут создавать наивысшую (да и просто позитивную) добавленную стоимость.

Формирование резервных фондов с эффективным управлением и использованием только для сокращения экономической волатильности и (или) равномерной поддержки спроса в экономике, но не для стимулирования экономики или адресного развития, является лучшей и эффективной стратегией стерилизации.

Ключевыми драйверами эффективности являются опыт и способности менеджмента, уполномоченного разрабатывать и проводить стратегию, в данном случае – реформ. Не менее важным является сокращение так называемой агентской стоимости (возможности для менеджмента преследовать свои узкие частные интересы, прикрываясь интересами общественными), в частности, уровня коррупции. Последнее эффективно достигается принятием современных стандартов прозрачности, интеграцией в мировую правовую среду, открытием границ с точки зрения регулирования, движением в сторону правовой системы британского типа. Первое же требует возможности свободно выбирать на ключевые хозяйственные и административные должности лучших специалистов с наиболее широким мировым опытом.

В прошлом видео я остановился на истории «ресурсного проклятия» Османской империи. Продолжу

Янычары («Новое войско») представляли собой военное подразделение, укомплектованное юношами‑рабами, которые в детском возрасте были отобраны из семей христиан, оказавшихся на оккупированных территориях, и воспитаны в семьях мусульман. Такая система набора военнослужащих называлась девширме («набор детей»).

К началу XVII века империя достигла максимального могущества: Порта владела множеством важнейших торговых путей, обладала боеспособной армией, подчинила многие народы и земли и стала центром исламского мира. Казна пополнялась за счет дани, военной добычи и податей.

Но, бюджет Османской империи находился в состоянии перманентного дефицита. Султаны решали эту проблему уже ставшим традиционным методом: обесценивали национальную валюту, снижая долю серебра в деньгах. Таким образом, получавшие фиксированное жалованье государственные служащие (в том числе и янычары), в реальном выражении за сто лет теряли до половины своих доходов. Кроме того, государство увеличивало налоговую нагрузку на подданных, поэтому в обществе зрело недовольство, часто переходящее в восстания и бунты.

Корпус янычар, изначально являвшийся гораздо более передовой армией, нежели европейские, стремительно разлагался, а его методы ведения войны устаревали, с начала XVIII века Османская империя начала нести всё больше и больше военных поражений, теряя территории. Европейские державы, а также Россия, армию которой Петр I перевооружил по европейскому образцу, усиливали свои конкурентные преимущества над архаичной и раздираемой восстаниями и кризисами Турцией.

Постепенно и Россия, и европейские державы переставали воспринимать находящуюся в упадке империю как равное им по статусу государство, и каждая из могущественных держав стала пытаться либо обогатиться за счет Порты землями, или же сделать Турцию проводником своих интересов.

Стремительная потеря влияния, а также военного преимущества над соседними державами вынуждали Махмуда II ускорять реформы армии, чтобы империя могла дать им достойный отпор и сохраниться хотя бы в рамках существующих границ.

Махмуд твердо решил довести устранение корпуса янычар до конца: были блокированы дороги и порты, всем губернаторам провинций приказали конфисковать снаряжение янычар и выставить их вон из крепостей, заменив местными воинскими подразделениями. Также начались казни янычарских командиров и принудительная высылка рядовых янычар из Стамбула в провинции без права возвращения.

Вместе с корпусом было также приказано расформировать силы ополчения, часто поддерживавшие янычар в их мятежах. Бунтующий ресурс Османской империи, обернувшийся против нее самой, был уничтожен окончательно.

Важнейшей проблемой Порты стала ее крайне отсталая и закрытая экономика. Лишившись дани и пошлин, потеряв возможности для захвата территорий и трофеев, но не умея избавиться от огромного административного аппарата, султаны начали прибегать к заимствованию у европейских держав в огромных размерах и на кабальных условиях. Эта практика, характерная для Турции на протяжении всего XIX века, окончательно превратила ее в полуколонию тех стран, у которых делались эти займы.

Ослабление Османской империи, как бы странно это ни звучало, вынудило европейские державы искусственно поддерживать ее существование, поскольку каждая из заинтересованных сторон понимала, что если какой‑либо из великих держав удастся завладеть Стамбулом и получить власть над проливами Босфор и Дарданеллы, то это приведет к невероятному дисбалансу на политической карте Европы, не сулившему ничего хорошего.

«Европейский больной», как в середине XIX века стали называть Порту, терял владения со стремительной быстротой.

Пример Османской империи наглядно показывает, как ресурс, благодаря которому фактически сформировалась вся экономика страны, превратился в силу, тормозящую ее развитие и подрывающую государственность как таковую.

Янычары, профессионализм и воинские умения которых даровали Порте огромные территории, торговые пути и выплачивающее дань население, на крайне важном этапе становления Османской империи избавили страну от необходимости создавать конкурентную экономику и развиваться.

Зачем это было нужно, если военные походы и поборы с покоренных народов и так позволяют обеспечить всё государство необходимыми финансами?

Как показала попытка военного переворота в Турции в 2016 году, и по сей день каждому новому турецкому правителю, если он желает сохранить свою власть, приходится или заручаться поддержкой армии, или же подчинять ее руководство себе теми или иными (чаще крайне жесткими) способами.

О том, как неожиданное богатство ведет к отставанию общества, и как настоящую пользу из него извлекают не имеющие его, а те, кто вынужден с ними конкурировать

Испанская империя, над которой в XVI веке не заходило солнце, стала жертвой собственного величия и самого банального ресурса – золота и серебра.

Открытые испанскими мореплавателями земли в Америке оказались богаты различными ресурсами, самым важным из которых стали драгоценные металлы.

В колонии отправлялись как маргиналы и преступники, так и жаждущие подвигов и наживы представители дворянства. Для идальго экспедиция в Новый Свет могла стать источником несметных богатств. Они могли заполучить землю на новых континентах, рабов из числа индейцев и ввозимых из Африки негров и, если повезет, прииски благородных металлов.

В 1519 году Карл таки был избран императором Священной Римской империи и собрал под своей властью огромные территории. Ни один из королей в истории Европы не имел столько титулов – только королевских корон у него было 17! Милитаризированная страна не могла не воевать, и Карл вел бесконечные войны – в первую очередь с Францией, являвшейся главным геополитическим соперником Габсбургского дома.

Драгоценные металлы, завозимые из Нового Света, стали источником средств для того, чтобы снабжать всем необходимым постоянно ведущую войны огромную армию и разросшийся бюрократический аппарат, а также обеспечивать непомерно (вернее – пропорционально росту доходов) растущие потребности королевского двора.

Главной отраслью промышленности стало производство сукна. Неожиданно оказалось, что можно закупать все товары в других странах. Закупалась даже, казалось бы, в изобилии имеющаяся в стране шерсть.

Испания стала не только европейским, но и мировым гегемоном.

К концу XVI века Габсбургская Испания вела ряд изнурительных и невероятно дорогостоящих войн.

Попытка монарха в 1588 году остановить Англию окончилась провалом. Огромный, но несовременный и плохо управляемый испанский флот, названный «Непобедимой армадой», был наголову разбит, и Испания начала терять статус «владычицы морей», уступая его Англии.

В середине XVI века на войну уходило до 80 % бюджета страны.

. Однако прогресс не стоял на месте – к середине XVI века в Европе появляются новые технологии добычи серебра из бедных руд и рудники Восточной Европы начинают выдавать на рынки в 7–8 раз больше серебра, чем раньше. Испания к середине XVI века завозит в Европу в 60 раз больше серебра, чем в конце XV века. Вместе с колониальными драгоценными металлами восточноевропейское серебро создает на рынке Европы (на котором действует бивалютный стандарт) «количественное смягчение» такого масштаба, что цены на основные товары за несколько десятилетий вырастают в 4 раза.

К середине XVII века начался спад притока драгметаллов в Испанию – помимо морских потерь и жульничества на это влияло оскудение рудников.

Иссякающий внешний источник доходов вызвал спад потребления, и этот спад добил местную промышленность.

Агрессивная политика Испании (как и иных стран, где правили Габсбурги) привела к Тридцатилетней войне (1618–1648), в ходе которой истощенная страна окончательно потеряла статус ведущей европейской державы, уступив его Франции. В 1640 году от Испании отделилась Португалия со всеми ее колониями. В 1648 году по итогам войны Испания признала независимость Голландии, которая стала стремительно набирать политический вес, осваивать колонии и торговые пути, лишая испанцев инициативы. Могущественная империя стремительно теряла территории.

встал вопрос о том, как быть с огромным «Испанским наследством» – территориями и колониями некогда могучей империи. Крупнейшие европейские державы начали яростную войну за право владения многочисленными испанскими территориями, и в ходе этого конфликта, продлившегося 14 лет, в Испании воцарилась династия Бурбонов, плотно связав страну с интересами Франции.

Пример Испании демонстрирует, что может случиться с обладающей огромным потенциалом страной, когда она получает в распоряжение легко централизуемый властью избыточный денежный ресурс.

экономика приходит в упадок, поскольку получаемые от ресурса средства вызывают «голландскую болезнь» – свои товары становятся дороже импортных, целые отрасли умирают из‑за потери конкурентоспособности. Этому только помогает истощение человеческих ресурсов – они уходят на «геополитику», а раздувающийся контрольно‑управленческий аппарат контролирует добычу того самого ресурса (в случае Испании – в колониях).

Испании ее «ресурсное проклятие» стоило независимости и места в первом ряду Европейских держав – места, которое она не вернула себе и спустя 200 лет.

О жесткой специализации, ведущей к катастрофическому расслоению, и о том, как можно справиться с ее последствиями, не разрушив конкурентных преимуществ

Чума в XIV веке явилась если не причиной, то триггерной точкой изменений: гибель низшего сословия была такой массовой, что трудовые ресурсы стали повсеместно дефицитными. Их мобильность оказалась так важна, что многие бароны стали готовы нанимать свободных крестьян за «рыночную цену» и получать подати в денежной форме вместо отработки на земле.

К концу XVI века перенасыщенная золотом и серебром из колоний Испания теряет своё производство шерсти в пользу импорта – прежде всего из Англии.

Владельцы открытых полей, завершая процесс изъятия земель у арендаторов, приспосабливали их под выгоны для овец.

Огороженные земли сдавались в аренду фермерам, которые разводили на них овец для производства шерсти и платили дворянам ренту, которая была гораздо выгоднее той, что ранее выплачивали крестьяне.

Огораживание стремительно вело к тому, что большое число крестьян оставалось без земли. Выручка от продажи шерсти и сукна позволяла закупать продовольствие за границей, тем более что кормить оставшихся без работы крестьян никто не собирался.

Крестьяне устремлялись в города.

На протяжении XVI–XVII веков мануфактуры пополнило огромное количество новых рабочих рук, высвободившихся из‑за обезземеливания крестьян, и мануфактурное производство получило грандиозный импульс к развитию. Впоследствии именно переход крестьян на работу в мануфактуры послужил одной из причин аграрного переворота в Англии, в более отдаленной перспективе создавшего в ней условия для промышленной революции.

К середине XVII века в Англии, несмотря на усилия власти, начался кризис перепроизводства шерсти и сукна. Новый Свет понемногу выстраивал свое производство и меньше закупал сукна в Европе. Европа была ослаблена и финансово истощена Тридцатилетней войной.

вмешалась центральная власть – и, как обычно, это вмешательство привело к катастрофе. Под влиянием советников, убеждавших, что Англия теряет огромные прибыли, продавая сукно вместо продажи готовой одежды, парламент издал закон о запрете экспорта сукна и шерсти. Реакция мирового рынка была жесткой – Нидерланды полностью прекратили импорт из Англии, остальные европейские страны существенно его снизили. Закон был отменен через несколько лет, но покупатели уже перестроились.

Производить шерсть становилось экономически невыгодно.

обнищание широких масс и противоречия между дворянством и королевской властью в конечном итоге привели к Английской революции, двум гражданским войнам и коренному изменению социально‑экономического уклада страны.

В социуме, склонном к неумеренному консерватизму, перемены являются результатом долгих и мучительных социальных кризисов и потрясений. Англии повезло – «ресурсное проклятие» сработало в конечном итоге во благо стране. Увы, этот пример – скорее исключение из правила.

Об одном конфликте за рынок сбыта, в котором победили плохие производители, о том, почему освобождают рабов, и сколько жизней это стоит

история знает случаи, когда ресурс разделял страну на части, и даже когда одна часть страны становилась ресурсом для другой. Эти истории тоже заканчивались плохо, чаще всего или распадом, или гражданской войной.

Перед содружеством штатов в начале XIX века стояла проблема выживания – призрак реколонизации висел над страной.

Великобритании, которая долго еще считала США «временно потерянной территорией».

В США сформировались три крупных региона, каждый из которых имел свое решение задачи быстрого экономического развития, свои ресурсы и свои интересы.

На северо‑востоке находились «ворота», через которые в США прибывали эмигранты из Европы. Вокруг портов образовывались города и «логистические хабы».

Северо‑Восток специализировался на промышленном производстве, торговле и финансах. Главным рынком для Северо‑Востока должны были быть остальные части США – это был вопрос жизни и смерти.

Рост числа рабов, увеличение нагрузки на одного раба, снижение стоимости их содержания – это было единственное направление «инноваций» на Юге.

Появляется «миссурийский компромисс»: США законодательно запрещают рабство выше 36‑й параллели, выбивая у плантаторов их основное экономическое преимущество; одновременно фермеры получают дешевую рабочую силу в лице беглых или (значительно реже) освобожденных рабов, мигрировавших на север.

Итак: Юг ориентирован на товарооборот с Европой, ему нужны качественные европейские товары. Северо‑Запад же нуждается в Юге как рынке сбыта своей промышленной продукции – без этого рынка накопленный финансовый капитал Северо‑Запада не может функционировать. Решение проблемы было предложено апологетом идей протекционизма в экономике, министром финансов Александром Гамильтоном еще до 1800 года: в США были введены значительные импортные тарифы, которые шли в федеральный бюджетЗа счет тарифов европейская продукция стала дороже, и Юг начал покупать продукцию Северо‑Востока – просто за счет разницы в ценах. Статус‑кво устраивал все части США – поначалу.

В начале 1860 года на выборах побеждает убежденный сторонник высоких тарифов Авраам Линкольн.

В декабре 1860 года Южная Каролина, за ней Миссисипи, Флорида, Джорджия, Луизиана, Техас и Алабама объявляют об отделении от США.

Южные штаты создают конфедерацию, принимают конституцию и предполагают наладить самостоятельную торговлю с Европой. Но центральное правительство не может себе позволить отпустить Юг – это будет означать крах Севера.

Линкольн понимает, что возможность Юга самостоятельно торговать – это конец США. С обеих сторон были быстро мобилизованы армии.

Южане, несмотря на существенно превосходящие ресурсы северян, завладели инициативой, и угроза военного поражения Севера стала реальной. Линкольну и США нужно было найти «оружие возмездия», которое, как через 80 лет ядерная бомба, кардинально изменило бы расклад сил. И к концу 1862 года оно было найдено.

В декабре 1862 года Линкольн подписывает Декларацию об освобождении рабов.

эффект декларации всё равно трудно переоценить.

Во‑первых, в глазах мирового сообщества война из захватнической сразу становится освободительной. Россия, только что освободившая крестьян, прямо заявляет о солидарности с США. Северяне быстро переводят позицию России в материальную плоскость: в обмен на поддержку России в польском вопросе они просят военной помощи, и русские эскадры приходят в Сан‑Франциско и Нью‑Йорк с целью «защитить США от возможной агрессии Англии». «Вежливые люди» из России заставляют Англию отказаться от помощи Конфедерации, а Европа начинает помогать США материально.

Во‑вторых, на самом Юге, где 38 % населения составляли рабы, ситуация коренным образом изменилась. За счет беглецов с Юга пополнялась и армия США, которая в итоге была в три раза больше армии Конфедерации.

Южане стали испытывать проблемы и со снабжением продовольствием. Так или иначе, но к весне 1865 года Конфедерация проиграла войну, которая на 98 % велась на ее территории.

Юг был разорен; новая администрация, получившая под свой контроль всю страну, в том числе за счет люстрации на Юге и предоставления политических прав неграм, стала знаменита в основном финансовыми скандалами.

Итогом войны стало обретение Севером надежного внутреннего рынка, но без защитного тарифа, который убивал конкуренцию и вел к деградации.

Пересмотр бюджетной политики и введение налогов на доход позволили совместить наличие рынка сбыта с формированием нормальной конкурентной среды. Тем не менее плата была огромной: США потеряли в войне 600 000 человек , а экономика Севера рухнула.

Такова была плата за спасение от власти ресурса. Если бы не эта трагедия, США никогда не двинулись бы по пути развития эффективной экономики.

ресурс убивает экономику, а протекционистские тарифы – классический ресурс.

Кстати, причем здесь рабы? Освобождение рабов явилось побочным продуктом борьбы двух регионов за сохранение ресурса. Линкольн, яростный борец за протекционизм на Севере, не был против протекционистской, основанной на ресурсе, политики на Юге; он был поборником незыблемости прав собственности и никогда не выступал за освобождение рабов до 1862 года.

Так что рабам просто повезло. Да и то относительно: схема их освобождения не предполагала наделения землей, большое их количество в итоге оказалось в виде наемных работников. Законы о сегрегации просуществовали до 50‑х годов прошлого века; еще и сегодня проблема интеграции афроамериканского населения США далека от разрешения.
Электронная книга t.me/kudaidem/1266