Отсюда следует, что тот, кто овладевает государством, должен предусмотреть все обиды, чтобы покончить с ними разом, а не возобновлять изо дня в день; тогда люди понемногу успокоятся, и государь сможет, делая им добро, постепенно завоевать их расположение. Кто поступит иначе, из робости или по дурному умыслу, тот никогда уже не вложит меч в ножны и никогда не сможет опереться на своих подданных, не знающих покоя от новых и непрестанных обид. Так что обиды нужно наносить разом: чем меньше их распробуют, тем меньше от них вреда; благодеяния же полезно оказывать мало-помалу, чтобы их распробовали как можно лучше. Самое же главное для государя — вести себя с подданными так, чтобы никакое событие — ни дурное, ни хорошее — не заставляло его изменить своего обращения с ними, так как, случись тяжелое время, зло делать поздно, а добро бесполезно, ибо его сочтут вынужденным и не воздадут за него благодарностью.
3. Единовластие учреждается либо знатью, либо народом, в зависимости от того, кому первому представится удобный случай. Знать, видя, что она не может противостоять народу, возвышает кого-нибудь из своих и провозглашает его государем, чтобы за его спиной утолить свои вожделения. Так же и народ, видя, что он не может сопротивляться знати, возвышает кого либо одного, чтобы в его власти обрести для себя защиту. Поэтому тому, кто приходит к власти с помощью знати, труднее удержать власть, чем тому, кого привел к власти народ, так как если государь окружен знатью, которая почитает себя ему равной, он не может ни приказывать, ни иметь независимый образ действий. Тогда как тот, кого привел к власти народ, правит один и вокруг него нет никого или почти никого, кто не желал бы ему повиноваться. Кроме того, нельзя честно, не ущемляя других, удовлетворять притязания знати, но можно — требования народа, так как у народа более честная цель, чем у знати: знать желает угнетать народ, а народ не желает быть угнетенным. Сверх того, с враждебным народом ничего нельзя поделать, ибо он многочислен, а со знатью — можно, ибо она малочисленна. Народ, на худой конец, отвернется от государя, тогда как от враждебной знати можно ждать не только того, что она отвернется от государя, но даже пойдет против него, ибо она дальновидней, хитрее, загодя ищет путей к спасению и заискивает перед тем, кто сильнее. И еще добавлю, что государь не волен выбирать народ, но волен выбирать знать, ибо его право карать и миловать, приближать или подвергать опале.
Эту последнюю часть разъясню подробней. С людьми знатными надлежит поступать так, как поступают они. С их же стороны возможны два образа действий: либо они показывают, что готовы разделить судьбу государя, либо нет. Первых, если они не корыстны, надо почитать и ласкать, что до вторых, то здесь следует различать два рода побуждений. Если эти люди ведут себя таким образом по малодушию и природному отсутствию решимости, ими следует воспользоваться, в особенности теми, кто сведущ в каком-либо деле. Если же они ведут себя так умышленно, из честолюбия, то это означает, что они думают о себе больше, нежели о государе. И тогда их надо остерегаться и бояться не меньше, чем явных противников, ибо в трудное время они всегда помогут погубить государя.
Так что если государь пришел к власти с помощью народа, он должен стараться удержать его дружбу, что совсем не трудно, ибо народ требует только, чтобы его не угнетали. Но если государя привела к власти знать наперекор народу, то первый его долг — заручиться дружбой народа, что опять-таки нетрудно сделать, если взять народ под свою защиту. Люди же таковы, что, видя добро со стороны тех, от кого ждали зла, особенно привязываются к благодетелям, поэтому народ еще больше расположится к государю, чем если бы сам привел его к власти.
4. Таким образом, государь, чей город хорошо укреплен, а народ не озлоблен, не может подвергнуться нападению. Но если это и случится, неприятель принужден будет с позором ретироваться, ибо все в мире меняется с такой быстротой, что едва ли кто-нибудь сможет год продержать войско в праздности, осаждая город. Мне возразят, что если народ увидит, как за городом горят его поля и жилища, он не выдержит долгой осады, ибо собственные заботы возьмут верх над верностью государю. На это я отвечу, что государь сильный и смелый одолеет все трудности, то внушая подданным надежду на скорое окончание бедствий, то напоминая им о том, что враг беспощаден, то осаживая излишне строптивых. Кроме того, неприятель обычно сжигает и опустошает поля при подходе к городу, когда люди еще разгорячены и полны решимости не сдаваться; когда же через несколько дней пыл поостынет, то урон уже будет нанесен и зло содеяно. А когда людям ничего не остается, как держаться своего государя, и сами они будут ожидать от него благодарности за то, что защищая его, позволили сжечь свои дома и разграбить имущество. Люди же по натуре своей таковы, что не меньше привязываются к тем, кому сделали добро сами, чем к тем, кто сделал добро им. Так по рассмотрении всех обстоятельств, скажу, что разумный государь без труда найдет способы укрепить дух горожан во все время осады, при условии, что у него хватит чем прокормить и оборонить город.
Это только некоторые отрывки. Ничего общего, как видите, со злобной шизоидной логикой в соседнем топике.
Главное там пропущено. Империя строится по старым рецептам divide et impera
Подкуп или заинтересованность вождя ради предательства своего народа вот главный принцип. Народ доверяет вождю, вождь использует народ в темную, направляет против своих братьев.
Далее религиозное или идеологическое зомбирование. Франки-христиане и арабы-исламисты в течении 6-10 вв подчинили себе весь мир. Они никогда не смогли бы это сделать силой.
Рим вообще никогда не рассчитывал на силу, все байки о величии римской армии просто чушь. Это была примитивная армия пешек-крестьян. Аналогично было и в Китае.
Когда требовались сильные воины, они использовали наемников и федераты
Если возьмем, допустим, Османскую империю, то они бы не совершили и половины завоеваний, если бы не искренняя поддержка со стороны зовоевываемых народов. Как только начались проблемы и империя перестала быть Америкой того времени, завоевания прекратились.
В восточных деспотиях такое практиковалось, но исламские, римские, греческие, британские экспансии всегда работали на уничтожение истории. Например, на территории бывшего Рима сейчас полностью отсутствует даже язык этих народов(латинян и кельтов)
Такой подход применялся лишь в адаптации к местным культурам, с постепенной подменой на нечто похожее, но иное. Это позволяло избежать волнений из-за радикальной ломки.
Никто его своим не считал, как только бактрийцы собрались с силами они изгнали завоевателей. Гомик этого не застал, он протянул всего 30 лет
Это только одна из многих книг об Александре. Он свой, перс, все слушали и никто пальцем у виска не крутил и автора в психушку не запер. Наоборот, слушали, рты раскрыв.
Это всего лишь амбивалентность восприятия и индивидуальных выводов.
«Не забывайте, что все люди разные. Мы живем в пространстве своих метамемов – культурных «шорткатов», мифологем, усвоенных нами в качестве импринтов от родителей, среды – выработанных нашими фобиями, обусловленных нашей самооценкой и объективным положением в иерархии. Мы готовы умереть за одно и ненавидим другое – но на практике нет «истины», есть лишь более или менее общепринятые метамемы. Не верите? Тогда объясните, чем отличается французский поцелуй от плевка в ваш чай? Почему 100 лет назад в Лондоне забирали в полицию женщин в брюках? Знаете ли вы, что чулки придуманы для мужчин, серьги 300 лет назад в Европе были символом мужественности, а в Древней Греции (которая превосходила соседей и по рождаемости, и по продолжительности жизни, и по боеспособности) мальчик-подросток, не имеющий гомосексуальной связи с взрослым мужчиной, считался асоциальным?»
© Мовчан «Россия в эпоху постправды»