Сомерсет Моэм - Острие бритвы

— Вы придаете деньгам больше значения, чем я.

— Еще бы, — отпарировал я резко. — У вас они всегда были, а у меня нет. Они дали мне то, что я ценю превыше всего, — независимость. Вы и представить себе не можете, каким довольством наполнило меня сознание, что я, если захочу, кого угодно могу послать к черту.

— А потом? Что ты будешь делать со всей этой мудростью?

— Если я обрету мудрость, так авось у меня хватит ума понять, что с ней делать.

Деньги – это власть, влияние, общественный вес. И вполне естественно и очевидно, что обязанность мужчины – их наживать. В этом и должна состоять его работа.

Для меня половая жизнь всегда была не столько потребностью, сколько удовольствием. Я по собственному опыту знаю, как правы индийские мудрецы, когда утверждают, что целомудрие способствует укреплению силы духа.

Молчание — тоже беседа.

Я с грустью подумал, как часто бывает, что писатель работает над книгой много месяцев, вкладывает в нее всю душу, а потом она лежит неразрезанная и ждет, пока у читателя выдастся день, когда ему совсем уж нечего будет делать.

Сколько раз тебе повторять, что я самая обыкновенная, нормальная женщина, мне двадцать лет, через десять лет я буду старухой, а пока хочу жить в свое удовольствие.

Ты даже представить себе не можешь, какое это наслаждение — читать «Одиссею» в подлиннике. Такое ощущение, что стоит только подняться на цыпочки, протянуть руку — и коснешься звезд.

 Может ли что быть практичнее, чем научиться жить наилучшим для себя образом?

Я не зря пятьдесят лет вращался в самых высоких кругах и давно убедился, что человека, который не появляется всюду, очень скоро забывают.

— Вы вот знаете, что такое успех. Вам приятно когда вас хвалят в лицо?

— Меня это конфузит.

— Я так и думал. И не мог поверить, что Богу это нужно. В полку мы не очень-то уважали тех, кто подлизывался к командиру, чтобы получить тёпленькое местечко. Вот и мне не верилось, что Бог может уважать человека, который с помощью грубой лести домогается у него спасения души. Мне казалось, что самый угодный ему способ поклонения должен бы состоять в том, чтобы поступать по своему разумению как можно лучше.

— Некоторым людям свойственна бескорыстная жажда знаний. Ничего постыдного в этом нет.

— А какой толк в знаниях, если не собираешься их применять?

— Он-то, может и собирается. Может само знание служит для него достаточной наградой, как для художника достаточная награда то, что он создал произведение искусства.

Если пришел к выводу, что что-то неизбежно, значит, нужно с этим мириться.

В мире всё имеет конец, не разумно просить, чтобы что-то хорошее продлилось, но ещё неразумнее не наслаждаться им, пока оно есть.

-Знаете ли, -сказал я, — одно время меня считали неплохим юмористом, а все потому, что я говорю людям правду. Это казалось им так удивительно, что он думали — я шучу.

В женскую интуицию я никогда особенно не верил — очень уж часто она подсказывает то, во что им хочется верить.

«Если пришел к выводу, что что-то неизбежно, значит, нужно с этим смириться.»

Знание людей — вообще дело трудное, а по-настоящему знать можно, мне кажется, только своих соотечественников. Ведь ни один человек не существует сам по себе. Люди — это и страна, где они родились, и ферма или городская квартира, где они учились ходить, и игры, в которые они играли детьми, и сплетни, которые им довелось подслушать, и еда, которой их кормили, школа, где их обучали, спорт, которым они увлекались, поэты, которых читали, и Бог, в которого верили. Все это и сделало их такими, как они есть, и все это нельзя усвоить понаслышке, а можно постичь, только если сам это пережил.Если это часть тебя самого.

Трудно пройти по острию бритвы: так же труден, говорят мудрецы, путь, ведущий к Спасению

Часто лучший способ превозмочь желание состоит в том, чтобы его удовлетворить

Вы знаете породу книжных людей — их всякая книга интересует.