Эльвира Набиуллина: «Это вызов для нашей экономики, и мы должны на него ответить»

В мартовском номере журнала Forbes будет опубликованно интервью с председателем Центробанка Эльвирой Набиуллиной о ситуации в российской экономике и банковской системе, волатильности курса рубля и своевременности перехода к плавающему курсу, антикризисных мерах ЦБ. Предлагаем вашему вниманию отрывок из беседы.

Зачем ЦБ снижает ставку при продолжающемся росте годовой инфляции и в чем принципиальное различие между ставкой 15% и 17% для экономики в нынешних условиях?

Повышение ставки до 17% в декабре было направлено на стабилизацию инфляционных и девальвационных ожиданий. И эта мера привела к тем результатам, на которые мы рассчитывали. Сейчас есть все условия, чтобы немного снизить ставку без ущерба для цели снижения инфляции до 4% в среднесрочной перспективе.

При принятии решений мы учитываем не только текущий уровень инфляции, но и прогноз ее дальнейшей динамики. Смотрите, инфляция увеличилась под действием достаточно мощных, но ограниченных во времени факторов: падение цены на нефть было очень резким, и повторение такого падения маловероятно. Следствием снижения цены на нефть было ослабление рубля, внесшее серьезный вклад в инфляцию. Одновременно на рубль давил большой объем выплат по внешнему долгу, который в этом году будет меньше. Сейчас эффект от произошедшего ослабления курса затухает, замедление роста экономики тоже будет приводить к снижению инфляции. По нашим оценкам, квартальная инфляция будет существенно ниже уже во втором квартале 2015 года, однако пик годовых темпов роста из-за эффекта базы придется также на второй квартал. В дальнейшем мы прогнозируем замедление годовой инфляции. Учитывая, что предпосылки для снижения инфляции сформировались, а риски для экономического роста возросли, мы приняли решение о снижении ключевой ставки.

Эффект для экономики от снижения ставки будет. Конечно, он проявится не сразу. Сейчас в первую очередь это сигнал, что высокие процентные ставки — это не навсегда и это позитивный сигнал для бизнеса. Ставки по длинным кредитам, которые и нужны для финансирования инвестиций, будут формироваться с учетом этого. Мы наблюдаем уже сейчас формирование так называемой инверсивной кривой процентных ставок. И хотим это закрепить.

Ранее в заявлениях о ключевой ставке Центробанк указывал возможные дальнейшие шаги в области денежно-кредитной политики (ДКП). В этот раз никаких ориентиров не дается. Это как-то связано с изменением куратора ДКП в ЦБ? Следует ли ожидать изменения базовых подходов ЦБ в денежно-кредитной политике?

Наличие или отсутствие намека на дальнейшие действия, как и само снижение ключевой ставки до 15%, вовсе не означает изменения приоритетов. Наша цель остается прежней — инфляция 4% в 2017 году.

На февраль-март 2015 года приходятся очередные значительные выплаты, и некоторые аналитики ожидают второй (пусть и не настолько сильной) волны девальвации рубля. В этот период ЦБ планирует наращивать валютное рефинансирование банков или принять какие-то дополнительные меры для поддержки рубля?

В I квартале 2015 года должно быть погашено $36 млрд против $57 млрд в IV квартале 2014 года. Еще один фактор, который надо учитывать, — многие компании накапливали валюту в конце 2014 года, планируя будущие выплаты по внешнему долгу. Что касается операций валютного рефинансирования, то мы этот инструмент запустили, он востребован, мы готовы увеличивать лимиты на аукционах при необходимости. И конечно, операции валютного рефинансирования также позволяют не допустить чрезмерного давления на рубль.

Зачем было переходить к свободному курсообразованию в момент серьезного давления на курс из-за снижения цены нефти, санкций, замедления экономического роста? Почему нельзя было отложить это решение, допустим, на середину 2015 года?

ЦБ курс отпустил не вдруг. Мы запланировали переход к плавающему курсу давно и должны были этот переход завершить до конца 2014 года. В течение прошлого года мы последовательно к этому шли. У нас было только одно отступление — в марте, под воздействием геополитических причин было сильное давление на курс, и ЦБ вышел с большими интервенциями, чтобы предотвратить панику. Но в тот момент было очевидно, что эта паника временная и наших интервенций будет достаточно, чтобы ее погасить.

Переход к плавающему курсу мы объявили 10 ноября. В это время курс находился под сильным давлением из-за снижения цены на нефть. Было также спекулятивное давление, потому что под влиянием динамики нефтяных цен сформировались абсолютно однонаправленные ожидания участников рынка. Поэтому требовалось обязательно принять решение о рыночном курсообразовании, чтобы курс нашел равновесие, иначе мы бы продолжали тратить золотовалютные резервы и подстегивать активность спекулянтов. Мы приняли решение о переходе к плавающему курсу, но, чтобы не усугублять панические настроения на рынке, ЦБ продолжил выходить с валютными интервенциями в отдельные дни. И участники рынка «подсели» на наши частые интервенции. То есть мы объявили о плавающем курсе, но фактически перехода тогда еще не случилось, так как мы продолжили поддерживать рубль.

Если коротко и прямо сказать, что произошло 16 декабря, то произошел де-факто переход к плавающему курсу. Участники рынка осознали, что курс формируется исключительно на рыночных основаниях. Да, в тот день был резкий скачок курса вверх, но после этого началось укрепление. Такое увеличение амплитуды колебаний курса было неизбежным. Если вы посмотрите на недавний пример — швейцарский франк, который «отвязали» от евро, там внутридневная волатильность была 41%. У нас 16 декабря она составила 36%. Волатильность дальше будет постепенно снижаться, что очень важно, так как сильные скачки курса затрудняют планирование экономической деятельности.

Вы прогнозировали такую сильную волатильность курса вначале?

Да. То, что волатильность может быть высокой, мы предполагали. Но какие альтернативы были у нас? У нас была альтернатива — зафиксировать курс. Сделать это можно двумя способами. Либо потратить золотовалютные резервы, но при таких ожиданиях на долгосрочную перспективу это абсолютно непродуктивно, потому что мы бы пришли к тому же результату через некоторое время, только без золотовалютных резервов и, соответственно, с большей уязвимостью к внешним шокам на будущее. Либо вводить административные ограничения, но я считаю это абсолютно неправильным. Выход был только один, — переход к плавающему курсу и нахождение точки равновесия, которая бы соответствовала состоянию российской экономики, состоянию платежного баланса.

Не было ли у вас опасений по поводу роста социальной напряженности из-за решения «отвязать» курс? Все-таки население чувствительно к колебанию курса.

Я убеждена, что для людей гораздо более важно сдержать рост цен на товары, нежели курс. Понятно, что курс через импортные товары, через расходы населения на туристические услуги и так далее влияет на благосостояние граждан. Но все-таки граждане в основном потребляют российские товары, тратят деньги здесь и для них важно, чтобы цены не росли. Для того чтобы влияние на индекс цен импортных товаров было меньше, очень важно, чтобы у нас заработало эффективное импортозамещение. Я специально подчеркиваю слово «эффективное», потому что замещение импортных товаров российскими не должно происходить по более высокой цене и в ущерб качеству. Конечно, больше всего с точки зрения объективной покупательной способности пострадали люди с более высокими доходами, у которых доля потребления импортных товаров выше и которые чаще ездят за границу. Мы приняли решение о переходе к плавающему в курсу, в том числе чтобы сдерживать инфляцию. Чтобы жизнь населения удержать на нормальном уровне, не допустить болезненного роста цен.

Так получилось же наоборот.

Нет, не получилось! Инфляция могла бы быть значительно выше, если бы мы не перешли к плавающему курсу и не повысили ставку. Действовавшие в тот период факторы ослабления рубля были очень мощными: резко снижалась цена на нефть, большие выплаты по внешнему долгу. В $151 млрд оттока капитала в 2014 году значительная доля — выплата внешних долгов. Если бы инфляция была еще выше, замедлить ее рост было бы сложнее.

Ситуация в экономике реально изменилась: совсем другие, более сложные внешние условия, большая закредитованность частного сектора, в этих обстоятельствах рассчитывать, что все будет как прежде, просто наивно.

Удерживать в этих обстоятельствах курс — это просто на какое-то время создать иллюзию, что ничего не изменилось. И потом остаться у разбитого корыта. Сейчас экономика должна приспосабливаться к новой реальности, повышать свою конкурентоспособность, повышать производительность труда. Мы привыкли, что у нас производительность растет медленнее, чем наши доходы. Это было возможным в условиях высоких цен на нефть и высоких темпов роста экономики. Сейчас мы должны научиться жить по-другому: благосостояние должно повышаться вслед за производительностью. Это вызов для нашей экономики, и мы должны на этот вызов ответить.

Если вернуться к факторам сильного ослабления рубля в ноябре-декабре, то нельзя не вспомнить размещение «Роснефтью» облигаций на 625 млрд рублей и заявление ЦБ, что банки могут рефинансироваться под эти бумаги. В какой-то мере эта сделка послужила катализатором того, что случилось 16 декабря. Или вы не согласны?

Я считаю, что, действительно, сделка по «Роснефти» была непрозрачная, она была непонятна рынку и она была дополнительным фактором волатильности на рынке. Но все-таки не основным.

Не было возможности отложить сделку? Вы ведь понимали уровень «навеса» на рынке.

Никакого отношения эта сделка к «навесу» не имеет. Я действительно слышала мнение, что сделка породила ожидания, что вырученные рубли пойдут на валютный рынок и свалят курс. Но ЦБ регулирует объем ликвидности таким образом, чтобы ставка денежного рынка была в процентном коридоре — плюс/минус процент от ключевой ставки. И если мы даем деньги по одним инструментам, мы сокращаем предоставление ликвидности по другим. Поэтому опасения, что эта сделка обвалит курс, были безосновательны.

Мы действительно достаточно быстро включили эти облигации в ломбардный список. Но хочу сказать, что мы так делаем не только с облигациями «Роснефти», а практически со всеми ценными бумагами, которые размещаются и торгуются на бирже. Сейчас у банков наблюдается недостаток обеспечения и мы вынуждены предоставлять им больше ликвидности под нерыночные активы. Поэтому, когда выходит бумага надежных заемщиков и можно включить ее в ломбардный список, мы делаем это оперативно. Но тем не менее у рынка возникло недопонимание, и это было фактором, сыгравшим против рубля. На будущее это, конечно, нам урок: надо избегать таких ситуаций.

Как вы рассчитываете фундаментально обоснованный курс рубля и насколько нынешний курс к нему близок?

У нас есть пять моделей, по которым мы считаем. Фундаментально обоснованный курс определяется и состоянием платежного баланса, и прогнозом факторов, которые влияют на него: цена на нефть, отток капитала. Мы делали в ноябре-декабре оценки, насколько тогда рыночный курс отклонялся от фундаментально обоснованного, и, если мне память не изменяет, разрыв был 5-20%. Сейчас, на наш взгляд, он меньше.

Вы упомянули о кадровых назначениях. Многие восприняли ваше решение пригласить нового заместителя на блок денежно-кредитной политики как признание ошибки с назначением Ксении Юдаевой на должность вашего первого и ключевого заместителя по денежно-кредитной политике.

Я считаю, что те решения, которые мы приняли — принимала и готовила их Ксения Валентиновна со своим сотрудниками — это были стратегические ключевые решения и они были абсолютно правильными. Работой Ксении Валентиновны я довольна и все решения Центробанка были своевременными. Что касается, кадровых решений, то Центробанки всего мира стараются уделять теме финансовой стабильности все больше внимания после кризиса 2007-2008 года, когда их обвинили в том, что они очень увлеклись регулированием инфляции и упустили другие вопросы. Мы, кстати, недавно создали комитет по финансовой стабильности. У нас есть комитет банковского надзора, комитет по денежно-кредитной политике, комитет финансового надзора. И комитет финансовой стабильности, потому что это направление очень важно.

А с крупным бизнесом вы встречаетесь, логику своих действий объясняете? Например, Олег Дерипаска явно не понимает действий ЦБ.

Встречаюсь безусловно и понятно, что бизнес очень беспокоится. Ситуация достаточно сложная, это вызов для нашей экономики. Но я надеюсь, что этот вызов даст возможность запустить конкуренцию эффективных проектов. Кроме того, девальвация дала шанс многим нашим отраслям для дополнительных доходов. Если у них не очень большая доля импортных расходов, не очень большой внешний долг валютный, то для многих компаний сейчас есть шанс для развития.

Не планируете ли вы для сдерживания инфляции предложить правительству вовсе отказаться от индексации тарифов монополий в 2016-2016 гг.?

Мы, как Центральный банк, с точки зрения сдерживания инфляции, были бы счастливы, такому решению. Но правительство принимает решение исходя из комплекса факторов, в том числе необходимости поддержки инвестпрограмм монополий. Но что, на мой взгляд, безусловно необходимо делать — это контроль за издержками, повышение эффективности естественных монополий. Даже если правительство примет решение индексировать тарифы по инфляции, то из расчета нужно вычитать продовольственную инфляцию, так как чисто продовольственная инфляция имеет слабое отношение к издержкам естественных монополий, а скачок цен на продовольственные товары был наиболее серьезным.

Нужно ли госбанкам сделать послабления по дивидендам в этом году?

Нужно. Для банков нужно, в отличие, например, просто от госкомпаний, ведь активность банков зависит от их капитала. Внешние рынки закрыты. Если мы не хотим бесконечно капитализировать за счет денег налогоплательщиков банки, то, конечно, лучше дать возможность капитализировать из прибыли.

До какого уровня могут быть снижены дивиденды в этом году? Вообще от них отказаться?

Если говорить о госбанках, то у Сберанка и ВТБ есть миноритарные акционеры и должна быть предсказуемость получения ими доходов. У банков есть утвержденные документы по дивидендной политике. С учетом этих факторов и нужно принимать решение. Но точно не наращивать дивиденды свыше того, что принято в документах.