50 000 BC. #6

Одомашнивание зверья стало теперь моей основной глобальной задачей. Были построены крепкие изгороди для кабанят, которых мы нашли рядом с попавшейся в силки матерью. Из них я надеялся получить свиноферму. Были также построены вольеры для диких коз, но они, увы, пустовали. Козлы не ходили тропами, а там где ходили — мы не могли закрепить силки. Много раз мы находили их сорванными, но я не оставлял надежды все же поймать козу, что дало бы возможность в итоге получать молочные продукты. К сожалению козлы жили в горах, в трех-четырех часах ходьбы, и делать пустые вылазки охотникам очень не нравилось. Проще было наставить ловушек в радиусе 5-10 километров с почти гарантированной добычей.

Через дней десять, правда, попался первый козел. Затем еще один и после удача отвернулась. Коз не было.

Раз в неделю я устраивал олимпийские игры. Надо было чем-то занимать освободившееся время и компенсировать потерю физической активности для воинов после обретения силковой охоты. В разряд основных дисциплин попал бег, метание камней с помощью камнеметалки и подтягивание. Победители получали переходящие знаки отличия вроде лисьего хвоста или бус. Туземцам нравилось соревнование и была организована даже детская лига. На лице дикарей все чаще стали появляться улыбки, до этого возникавшие только после удачной охоты.

Еще одна потребность человека была удовлетворена, на этот раз психологическая, а не физиологическая, и это было очень круто. Все складывалось довольно гладко: прогресс в моем племени шел со скоростью тысяча лет в неделю, болезней особо не было, зима заканчивалась, поле дало всходы, умения делать веревки, горшки и плетеные вещи совершенствовались. Но в такие моменты судьба показывала, что расслабляться нельзя.

В середине февраля я проснулся от криков и выскочил из своего домика. При слабом свете от еле горевшего костра я увидел, что племя разбегается от пещеры, в которую лез проснувшийся после зимы голодный здоровенный медведь. Я схватил охапку заготовленных сухих крапивных волокон и бросил в костер. Пламя резко осветило площадку около пещеры и медведь испугано шарахнулся в сторону. Мое появление несколько успокоило панику, и мужчины стали окружать хищника, обращая в его стороны копья. Медведь рычал и огрызался, отбивая лапой попытки ткнуть его копьем. В какой-то момент он бросился на прорыв и повалил одного из дикарей, мгновенно вцепившись в него жуткой пастью. Пользуясь тем, что медведь на секунду потерял осмотрительность Тыкто подскочил сзади и ударил топором медведя по затылку. Топор разломился и камень с хрустом отлетел, но удар оказался оглушающим. Медведь обмяк, и дикари моментально добили его копьями.

Пришла пора осмотреться. Пробравшись к пещере медведь успел задрать одного калеку, лежащего около выхода. Только теперь я понял, какой естественный отбор предполагал Тыкто, раскладывая увечных в первых рядах. Второй воин погиб при прорыве медведя из кольца. На утро я увидел обряд захоронения.

Тела, завернутые в шкуры туземцы отнесли на восток — примерно в паре километров от нас была еще одна небольшая пещера, куда сложили убитых, пригнув их колени к груди и после завалили камнями. Пещера была хоть и небольшая по входу, но довольно глубокая, и было видно, что камни уходят далеко вглубь. Этому кладбищу была, возможно, не одна сотня лет. За исключением накрывания шкурами и складывания тела в позу спящего, у обряда не было никаких дополнительных ухищрений вроде подкладывания оружия или бус, песен или плача. Человек просто отправлялся в долгий сон.

Мы вернулись в лагерь. Потеря одного бойца была крайне неприятной — рук не хватало. Надо было принять меры, поэтому с этих пор у костра дежурил часовой, который в том числе поддерживал достаточный огонь, чтобы освещать все вокруг. Это должно было не только давать возможность видеть, но и отпугивать диких зверей. По крайней мере больше нас никто не беспокоил.

Наступил март.

Зайцы принесли первый приплод, к кабанчикам добавился еще один пойманный выводок, а ко мне в руки попал волчонок. Я ждал этого момента, и строго настрого запретил туземцам убивать маленького волка, попавшегося в ловушку, из-за чего часто в лагерь мне притаскивали вполне себе взрослых и злых особей. В этот раз это был двухмесячный щенок. Заперев его в загоне и кормив мясным бульоном, я вскоре добился, что он узнавал меня и разрешал играть с собой. Вскоре появилась еще и щенок самка. Туземцы с удивлением смотрели, как я играю с волками, и, видимо, приписывали это все той же божественной силе, которая позволяла мне добывать огонь и лазить в море. То, что щенков было двое давало надежду, что волк не убежит в лес, когда ему захочется создать семью.

В конце марта я с Тыкто и отрядом двинулся в горы, чтобы еще раз проверить силки на наличие коз. Находясь на открытом пространстве мы увидели вдалеке движение и через несколько секунд Тыкто стал очень обеспокоен.

— Муж. Воин. Топог. Много, — нашел он правильные слова.

Это были охотники другого племени. Судя по настроению Тыкто, встреча не предвещала ничего хорошего. Дикари тоже увидели нас и быстро приближались. У нас из оружия были топорики, пару копей и камнеметалки. Несмотря на то, что нас было всего десять, а дикарей около тридцати я решил принять бой.

— Бросать камень, — сказал я всем, а сам полез запазуху за клоком сухой травы. Я давно носил ее на случай, если придется разжигать костер вдали от дома в сырую погоду. Теперь она как никогда кстати.

На наших олимпийских играх уже больше месяца мы использовали гальку в качестве снарядов. Благо, ее было много на берегу. У каждого воина было около двадцати камней размером с большое яйцо, которые лежали в мешочке из шкуры расположенные на спине. Эти рюкзаки сшили женщины, используя костяные иглы и нитки из крапивы и в них туземцы носили запас копченого мяса, воду и гальку, обеспечивая тем самым возможность не возвращаться в лагерь пару дней.

Мы приготовились к бою. Снаряды были выложены перед собой, и бойцы растянулись в цепь и зарядили камнеметалки. После многочисленных тренировок они попадали в глиняную тарелку в половине случаев с расстояния 50 метров, и практически наверняка с расстояния 30 метров и ближе. Перезарядка занимала менее двух секунд. Получается, мы успеем выпустить не более трех максимально результативных снарядов, пока племя не подбежит на расстояние ближнего боя и наши силы должны примерно сравняться.

— Кидать голова! — крикнул я, когда до туземцев оставалось около ста метров. Мы дали первый залп.

Двое дикарей свалились с разбитыми лицами, остальные продолжали бежать размахивая топорами. Тут же полетели новые камни, на этот раз уложив троих. Еще залп — еще пятеро. Несколько человек удивленно притормозили, видя как падают их товарищи. Я зажег пучок травы.

Мои успели кинуть еще раз, свалив еще пять человек, когда я быстро вышел с горящей рукой вперед и что есть силы закричал: -Аааато!

Оставшиеся человек десять остановились.

— Нет кидать! — Сказал я своим, понимая, что одним метким ударом они могут уложить всех. Но у меня была другая идея. До дикарей оставалось метров двадцать, и я пошел на них. Отбросив в сторону топор, я шел вперед, держа пучок горящего сена. Оно уже страшно жгло руку, но надо было доигрывать.

— Кава! — стукнул я себя в грудь свободной рукой, что на языке наших туземцев означало божество. Надеюсь, у них были схожие языки с моим племенем.

Мои надежды были не напрасны. Один из дикарей что-то перевел собратьям и они плюхнулись на колени, сев на пятки, так же, как сидел Тыкто, когда впервые увидел меня. Видя, что сено догорает, я хлопнул в ладоши, потушив огонь и вызвав сноп искр.

— Кава! — повторил я, ударив себя в грудь.

Дикари смотрели на меня с первобытным страхом. Надо было развивать ситуацию.

— Сказать он Кава хотеть глаз их вождь, — попросил я Тыкто. В силу сложности падежей я с самого начала не стал мудрить и нагружать язык и изъяснялся инфинитивами. Этого вполне хватало для выражения всех моих пожеланий, правда превращало русский язык в какое-то извращение. Порой я даже ловил себя на мысли, что разговаривая сам с собой я коверкаю слова.

Тыкто перевел.

Туземцы послушно поднялись и озираясь пошли в сторону гор. Я отправил одного солдата обратно в лагерь, чтобы предупредить о том, что произошло, и наша группа двинулась следом. Меж тем покалеченные туземцы вставали, потирая голову. Многие были со сломанным носом или выбитым глазом и зубами. Трое остались лежать. Я потрогал пульс у каждого — они были живы. Тыкто приказал нашим новым знакомым взять их с собой, и три тела поехали в лагерь на плечах у своих собратьев.

Через три часа ходьбы мы перешли через перевал, и подошли к пещере чужаков. Уже издалека стало понятно, что их племя было существенно больше нашего.

— Много воин, — сказал я тихо Тыкто.

— Кава убивать нет, — успокоил он меня.

На вскидку в племени было человек двести. Они высыпали навстречу, и, увидев чужаков, схватились за оружие. Несколько человек побежало к нам, но дикари быстро предупредили, что воевать не нужно.

Сказать им, — попросил я Тыкто, — я — Кава. Я — хорошо. Убивать — нет.

Судя по всему, язык нашего племени понимали довольно много чужаков, включая их вождя. Вероятно, в процессе жизни проходили некие кровосмешения, подумал я, и в дальнейшем эта догадка подтвердилась.

После моей презентации я взял зажигалку, и чиркнул. Сгущающие сумерки придали дополнительный эффект моим действиям, пламя было отлично видно. Затем я поднял с пола сухие листья и поднес их к огню. Пошел белый дым. Туземцы отшатнулись.

Я осыпал себя тлеющими листьями и стукнул кулаком в грудь, крикнув — Кава!

Сомнений в этом, похоже больше не возникало.

Сказать им: Кава давать еда, — кивнул я Тыкто. — Много еда.

Пока он переводил, я бросил двух зайцев, пойманных нами накануне перед вождем.

— Цага. — сказал я.

Их вождь был старше Тыкто, вероятно лет сорока, сильно морщинистый и седой. Рядом с ним было двое молодых воинов, вооруженных копьями. Один из них утащил зайцев к пещере.

— Сказать им: вождь, он и он — идти наш хэв, — Попросил я Тыкто, указав на эту троицу.

Тыкто старательно переводил.

Двое молодцов около вождя услышав перевод ощетинились, схватившись за рукоятки топоров.

— Давать цага. Еда много. Не убивать, — добавил я.

Вождь чужаков быстро обменялся со своим племенем короткими словами, резко отбросил руки молодцов с рукояток топоров и, сделав шаг вперед, что-то сказал.

— Ыката идти вместе с Кава, — перевел мне Тыкто.

Я кивнул, и развернувшись пошел в нашу сторону. Скоро будет темнеть, надо было спешить. Хлопцы и вождь нового племени пошли за нами, взяв с собой двух девушек подросткового возраста.

— Цага, — тихо сказал мне Тыкто и заговорщически улыбнулся.