Каким будет мир через 100 лет. Россия в эпоху постправды. Часть 3. Андрея Мовчан. Российское дежавю

Часть 12. Настоящее и будущее

Посмотрите на 1900 год.

Европа по всем параметрам входит в «золотой век». Войны в прошлом, достижения науки стремительно улучшают жизнь и повышают эффективность производства, идет повсеместный расцвет культуры и искусств, границы стираются, а доля международной торговли растет. Британский фунт стал доминирующей валютой.

В Евразии сотрудничество побеждает вражду. В начале века Эндрю Карнеги, стальной король пишет: «Я знаю, что пройдет немного лет, и последние очаги войн на планете потухнут. Управляющим фондом предстоит найти тогда новую задачу на свое усмотрение».

Перенесемся в 1920 год. Европа лежит в руинах после Первой мировой войны. Четыре империи — Российская, Австро-Венгерская, Османская и Германская — рухнули, утонули в крови. Инфраструктура разрушена. США неожиданно выдвигаются на первый план — стремительный рост их экономики сделал доллар главной мировой валютой.

Но наступает 1940 год. Из пепла и руин поднялись — СССР на месте Российской империи и третий рейх на месте Германской.

США — слабые и погрязшие в преступности и коррупции, едва оправляются после Великой депрессии.

1960 год. Германия разделена на две части, половина ее, как и половина Восточной Европы, находится под контролем Советского Союза. С другой стороны, из-за Атлантики, США де-факто управляют всем некоммунистическим миром. Именно между СССР и США идет борьба за мировое господство. Самая большая из вчерашних колоний — Китай — встает на путь коммунизма,.

1980 год. Риторика СССР и США становится все жестче, угроза ядерной войны витает в воздухе, в школах США и СССР детей обучают действиям в случае ядерного взрыва. В Вашингтоне СССР называют «империей зла», в Москве США называют агрессором. Тем временем у Штатов серьезные экономические проблемы — инфляция двузначная, безработица растет, рынки лихорадит.

2000 год. Россия, заявляющая о стремлении построить «западное» общество и желающая дружить с США. Раздробленная Европа объединилась в Европейский союз, и кто бы вы думали становится его лидером? Объединенная теперь Германия! Мир стремительно движется к глобализации, стираются границы, таможенные пошлины отменяются, ВТО становится всемирным союзом производителей. В Китае идут масштабные реформы — экономика растет на 15 % в год.

2020 года. Россия больше не дружит с США и Западной Европой, внутренняя риторика вернулась на уровень холодной войны. Европейский союз бурлит от внутренних проблем, а один из ключевых его членов — Великобритания — к 2020 году, вышла из ЕС. Ближний Восток полыхает войнами, миллионы беженцев в Европе считаются самой большой проблемой региона. США, которые 20 лет назад были локомотивом глобализации, сегодня выходят из союзов и вводят новые пошлины на товары и услуги. Китайское развитие тормозится.

Мир движется к жесткому противостоянию новых империй, торговым войнам, переделу территорий. Но, как мы уже выяснили на примере истории XX века, в 2040 году мы увидим совершенно другую картину.

Действительно, вспомните, каким виделся 2020 год из 60-х годов XX века?

Вместо межзвездные полетов — компьютерные игры; вместо единого языка — единый рынок ценных бумаг и миллионы мелких игроков; вместо грозных тиранов, стоящих во главе мира, или справедливых мудрецов Всемирного совета — скучные ооновские бюрократы и мелкие региональные лидеры, как и 100 лет назад играющие на тщеславии, лени и комплексах граждан своих стран.

Итак, предсказывать на 20–40–100 лет вперед — дело неблагодарное. Но иногда приходится — если публика того хочет. 

Каким будет мир через 100 лет

Ну, давайте, набравшись храбрости, заглянем в будущее лет на 100!

Попробуем поговорить о том, что мы точно знаем. И из этого сделаем прогноз без учета неожиданных триггеров, причем триггеров во многом, конечно, политических.

Что будет с Россией?

Если продолжится то, что творится сейчас, Россия через 100 лет станет страной, полностью ушедшей с рынка технологий и с мирового рынка распределения труда, имея десятые доли процента от мирового ВВП.

Второй сценарий «южнокорейский поворот» или «японский поворот» — с коренным изменением уклада и началом активного взаимодействия с Европой, для которой Россия могла бы стать жизненно важна и даже спасительна с точки зрения оживления Евросоюза. Ведь Россия — это практически 30% населения Евросоюза, огромная территория, полезные ископаемые, которых в Европе мало, возможность построения множества замкнутых циклов производства. Население достаточно образованное, хорошо вливается в европейскую жизнь.

Европейский союз, включающий в себя Россию, будет иметь около 1 млрд человек. Географически это будет самой большой объединенной территорией в мире с выходом к двум великим океанам — Тихому и Атлантическому — как это сейчас в Америке. Такое образование может стать самой мощной экономической структурой мира.

Мировые тренды

В мире сегодня существует несколько долгосрочных трендов.

Во-первых, ВВП мира растет. Это значит, что мир через 100 лет будет существенно богаче, чем сейчас; в рейтинге приоритетов человека жизнеобеспечение станет менее важным, и значительно большее внимание будет уделяться качеству жизни.

Во-вторых, в мире последовательно падает рождаемость. Вообще, отрицательная корреляция между ВВП на человека и рождаемостью — это один из немногих бесспорных фактов, наблюдаемых уже более века.

По всей видимости, за 100 лет мы переживем проблему «молодых стран, и в начале XXII века скорость роста населения мира будет близка к нулю.

Через 100 лет мы, вероятно, будем иметь мир, в котором на 1 человека будет рождаться в среднем 0.8-1 ребенок, средний срок жизни поднимется до 90-95 лет, а средний возраст будет составлять около 50 лет — это будет мир зрелых людей.

При нынешних темпах роста мировой ВВП вырастет за 100 лет в 19 раз. При этом население Земли вряд ли даже удвоится.

Мир через 100 лет обещает быть значительно богаче, удобнее и комфортнее — но бедность не уйдет в прошлое.

Один из основных трендов, от которых надо отталкиваться, — снижение стоимости труда и потребности в нем.

Это крайне выгодный тренд для экономики, но очень опасный социально — он грозит высвобождением огромных масс трудовых ресурсов и необходимостью построения совершенно новых систем перераспределения и социального обеспечения.

Происходит изменение профиля востребованного труда.  У всех новых специалистов есть одна особенность — они работают в творческих профессиях и в тех, что требуют личного контакта. Людям важно общение с себе подобными. Поэтому будет больше профессий, удовлетворяющих наш спрос на контакт с человеком.

Касательно производства… Если автоматический цех по сборке айфонов будет не важно, где иметь, поскольку цена инсталляции роботов везде одна, то зачем его иметь в Китае — чтобы потом оттуда эти айфоны везти в Америку? Роботизация решит проблемы международной дислокации производства, а Китаю придется создавать свой рынок потребления и свою индустрию R&D и маркетинга — или провалиться экономически. А значит, через 100 лет мы будем иметь значительно более рваное распределение богатства, значительно более изолированные рынки товаров и, видимо, единый рынок технологий.

Сегодня мир освоил понятие бесконечных денег — денег, которых можно напечатать сколько угодно. Правительства освоили дефицитные бюджеты и механизмы налоговой и инфляционной конфискации. Это значит, что капитал больше нельзя будет сохранить в деньгах — равно как в золоте, бриллиантах или любом другом символе стоимости, реальной стоимости не имеющем. А роботизация будет идти все дальше и дальше, и настоящим капиталом будут становиться права на интеллектуальную собственность, информацию и владение машинами. Если ты владеешь таким капиталом, то ты — богатый человек, человек первого сословия. Если ты не владеешь роботами, ты должен быть хорошим профессионалом в нероботизируемых областях. Профессионалы будут вторым сословием, тоже обеспеченным и уважаемым. А третье сословие — основная масса людей без особых талантов, которые не могут применить свой труд (работают роботы!). Они, видимо, будут жить на базовый доход и воспроизводить население.

Это будет трехсословный мир — владельцы капитала, профессионалы и потребители фиксированного дохода.

Разница в возможностях владельца капитала, профессионала и получателя базового дохода окажется значительно больше, поскольку будет создано множество новых дорогих возможностей — возможность получать невиданный уровень сервиса, возможность существенно дольше жить, возможность совершенствовать свое тело, возможность жить в особо привлекательных местах.

Государства будут стремиться изымать у владельцев капитал (через налоги, в том числе — на наследство) — а владельцы будут постепенно терять сегодняшние возможности бегства от налогов: страны постепенно идут к соглашению о налоговой прозрачности и обложении капитала по месту применения. Так что, возможно, через 100 лет средняя ставка налога на капитальный доход будет намного выше, чем ставка налога на трудовой доход, — как это было 100-200 лет назад в развитом мире.

Начнется миграция в зоны большего климатического комфорта. Цена недвижимости будет регулировать потоки миграции, не давая уже обжитым областям пустеть — скорее мы будем видеть, как города «расползаются», центры пустеют, а вокруг крупных городов нарастают кольца низкой урбанизации.

Наконец, роботизация будет приводить к тому, что к существующим двум экономическим ресурсам (природным ресурсам и труду) добавится третий — технологии, роботы.

Единственное, что еще долго не смогут производить роботы, — интеллектуальный, творческий продукт.

Мир будущего похож на Древнюю Грецию, только роботы заменили рабов. А Греция — это расцвет культуры и искусства, там было создано очень много принципиально нового для человечества.

Для беднейших все останется примерно как сейчас — неавтоматизированный труд, достаточно ограниченное потребление и риски, сравнимые с сегодняшней ситуацией.

Третье сословие в более богатых странах — это будут праздные люди. Они будут потреблять свой базовый доход и развлекаться, пить пиво, воспитывать детей, выгуливать собак, ездить на пикники, пару раз в год на море, играть за компьютерами и жить в виртуальных пространствах…

Вот моя идея как раз состоит в том, что они будут-таки заняты — но в игровой реальности. Оживляя своим присутствием игровые миры, работая для них и внутри них и зарабатывая там игровые деньги — токены. А токены будут иметь соприкосновение с реальными деньгами.

Освобожденные с заводов люди уйдут трудиться в игровую реальность, работая персонажами и строителями этой реальности.

Второе направление самозанятости — социальная сфера. Существенно расширится волонтерская работа. Огромному количеству людей не будет хотеться тратить жизнь, работая за деньги, поэтому они станут, довольствуясь базовым минимумом, искать и находить себе полезные миссии, поскольку человеку свойственно наполнять свою жизнь смыслом. Утилизация мусора, посадка деревьев, помощь инвалидам…

Третье направление — все, что восполняет дефицит коммуникаций. Людям хочется общаться. Появятся профессии, связанные с общением, — организаторы клубов ничегонеделания, аниматоры, лекторы, рассказывающие совершенно бесполезные вещи, консультанты по ничему.

У каждого человека будет свой психотерапевт, то есть психотерапевтами будут процентов 10 населения Земли.

Мир изобретет десятки социальных профессий, чтобы занять людей. 

Харари считает, что мы двигаемся к единой мировой империи. Культура постепенно унифицируется, и за 100 лет этот процесс сделает еще гигантский скачок вперед.

Мир интегрируется, английский становится единым мировым языком, культура — смесь англосаксонской с китайской и вкраплениями мелких региональных.

Вслед за серыми приходят черные.

От прогноза на 100 лет (как вы видели, он выливается в веселый разговор ни о чем) можно перейти к более практическим вещам. Например — к поиску сил, которые в реальности управляют процессами, происходящими в России, или к разговору о нашей стране лет через 10–15.

Упоминание Аргентины, потому, что история России уж очень похожа на историю Аргентины, только примерно столетней давности. Так что не считайте повторением — к разговору об Аргентине придется возвращаться вновь и вновь.

Стратегия и тактика, построенная на трактатах китайских мудрецов: заставь своих врагов поверить, что они дерутся друг с другом; дождись, пока они истощат свои силы; пусть враг думает, что тебя нет, и действует так, как если бы тебя не было: когда результаты его действий будут противоположны его планам, он будет растерян, ослаблен, но все так же уверен в своей способности действовать, не принимая тебя в расчет. В какой-то момент он ослабнет настолько, что ты возьмешь его голыми руками, при этом для истощенной борьбой нации ты будешь выглядеть спасителем.

Новые силы расшатывают власть, именно ставя ее в неразрешимые ситуации, заставляя радикализироваться, создавая недовольство за счет действий, исходящих как бы от самой власти.

Очень многозначительно называются этапы развития Аргентины в XX веке. Вот, например, «грязная война», «процесс национальной реорганизации», «бесславное десятилетие».

Российское дежавю или латиноамериканское прошлое?

В нынешней ситуации и в периоде позднего СССР действительно достаточно много общих черт.

Сходны главные проблемы экономики. И там и там высокая зависимость от нефтяного экспорта на фоне неэффективности и малого объема производства других отраслей промышленности, раздутые бюджеты и несоразмерные уровню экономики военные расходы.

Не менее похожи и времена. В начале 1980-х тоже начинался новый 30-летний экономический цикл, ставки шли вниз, экономика США готовилась к новому взлету, а развитые страны после Карибского кризиса активно и успешно работали над энергоэффективностью, снижая потребление нефти. Впереди были 20 лет дешевой нефти, падение стоимости золота (первое после отвязывания доллара), бум новых технологий, коренная перестройка экономических связей и цепочек, появление новых стран — «восходящих звезд», делающих карьеру на мировой интеграции, прагматической дружбе с США и иностранных инвестициях. 

В контексте предсказания будущего России больший смысл имеет не взгляд на свое же недавнее прошлое, а анализ долгосрочного развития стран, имевших схожие начальные условия. Частичные аналогии нынешней ситуации в России можно встретить в самых разных регионах земли.

Нельзя сказать, что история не знает успешного выхода из нынешней российской ситуации. Однако никогда этот успех не приходил без наличия ряда начальных условий.

Примеры комплексного (и политического, и экономического) успеха — Польша, Чехия, Испания после Франко, как и случаи успешного перехода к демократии, не сопровождаемого быстрым экономическим ростом и полной либерализацией (как в других странах Восточной Европы или, скажем, в ЮАР), — похоже, основаны на предыдущем опыте нации и остатках институтов, способных поддерживать демократию, в сочетании с тесной интеграцией с западными демократиями.

Примеры экономического успеха в ХХ веке, даже пусть и не поддержанного политическими реформами и демократизацией (Турция, Сингапур, Тайвань, Южная Корея и так далее), на 100 % основаны на глобализации, построении выгодных диверсифицированных торговых отношений с крупнейшими экономиками (в список всегда входят США и Западная Европа), развитии внутренней правовой системы по западному образцу, по крайней мере в экономической области.

Хотя Китай в современном мире проявляет готовность активно стимулировать страны-партнеры на развитие экономики, ориентация на Китай тоже не панацея. Достаточно Северной Кореи, чтобы сделать выводы о том, к чему приводит, например, сочетание изоляционизма и дружбы с Китаем: до 1970-х годов, до принятия «курса чучхе», Северная Корея развивалась быстрее Южной, но уже в 1990-е страна не вылезала из голода.

Аргентинская аналогия

Из всех исторических аналогий ближе всего к России на сегодня, пожалуй, стоит Аргентина. В начале ХХ века она пережила уникальный подъем экономики и культуры.

Подушевой ВВП Аргентины почти равен американскому.

В 1916 году в стране было введено всеобщее избирательное право, и у власти оказалось откровенно популистское правительство, за 14 лет бессменного правления которого (благодаря борьбе с оппозицией и мерам, спасавшим рейтинг поддержки) бюджет оброс беспрецедентным объемом льгот, выплат и субсидий, его дефицит стал нормой, так же как и активное вмешательство государства в экономику. 

 В сентябре 1930 года (на фоне падения ВВП Аргентины до уровня 1905 года) массовые выступления заканчиваются путчем, к власти приходит военная хунта. План спасения экономики опирается на идею импортозамещения, суверенность и призыв к аргентинцам затянуть пояса.

спустя 13 лет в стране случился новый переворот. На этот раз к власти пришли левые.

Национализировались банки, транспорт, энергетика, коммунальное хозяйство и экспорт.

В последующие 60 лет Аргентина пережила еще 3 путча, 10 смен экономического курса с левого на ультралевый и обратно, с короткими периодами половинчатых правых реформ, и несколько дефолтов.

Сегодня доля Аргентины в мировом ВВП — 0,6 % (100 лет назад она была больше 1,2 %). Сегодня нет никаких признаков выхода Аргентины на путь построения успешной либерально-рыночной экономики и подлинной демократии.

Визитной карточкой экономической политики хунт в Аргентине была эмиссия, покрывавшая растущие социальные расходы (то же самое происходило в последние 30 лет в Венесуэле, с еще более катастрофическими результатами). В России проводится жесткая монетарная политика, что пока сдерживает разрушительные тенденции в экономике.

В России вероятно, что развал и потеря управляемости на фоне снижения и так невысокого благосостояния населения породят куда более традиционный для России запрос — на мобилизационную диктатуру. Тогда вслед за сегодняшней «депрессивной автаркией мягкого типа» придет жесткий режим, сочетающий социалистический подход в экономике с националистическим в политике и террористическим — в управлении страной.

Если спекулировать на аналогии, Россию, прошедшую по этому пути ждут десятилетия левых режимов.

Дефолты, общее снижение экономического уровня и веса в мировой экономике будут элементами наиболее вероятного сценария. И не исключено, что лет через 50 наши внуки будут жить в стране, чей ВВП составляет существенно менее 1 % ВВП мира, чей научно-технический потенциал давно исчерпан, а эмиграция наиболее успешных граждан стала нормой

Время для дискуссий.

А вот взгляд немного с другой стороны на ту же проблему — готовности общества к переменам и того, к каким переменам общество будет готово. 

Дискуссии работают на экономику будущего. С точки зрения России 2035 года, сегодняшняя дискуссия, конечно, очень полезна. Они могут дать пищу для размышления, что делать и как.

 У нас власть пользуется схемой, которая пока отлично работает. Это схема управления страной через вертикаль власти, скрепленную пактом «лояльность в обмен на особые права». 

У ЦБ лежит 400 млрд долларов резервов, и резервы растут. Нефть продается, торговый баланс положительный.

ВВП на человека — маленький, но не опасно маленький. Социальная нагрузка большая, но подъемная. 

Лучше всего для власти в ближайшие 10 лет ничего не трогать, что любые действия по реформированию экономики вынуждены будут начинаться со значительного сокращения сферы применения вышеозначенного пакта. А это — риск для всей системы власти.

 Денег в экономике много, девать их некуда, потому что никто не хочет их инвестировать, и в обороте они не нужны, так как спрос падает. А у правительства денег мало, потому что налоги не с чего собирать, да и расходует правительство деньги неэффективно.

Что толку сегодня говорить «Избыточные риски убивают экономику — нужно независимое правосудие»? Попробуйте создать независимое правосудие в стране. Вас же и отправят под это правосудие, а вместо вас начнут искать того, кто его демонтирует обратно.

Чтобы начались изменения, должна появиться элита, которая от этих изменений не слишком рискует, но зато много приобретает, — как это было на рубеже 1980–1990 годов. Потенциальный доход — все активы страны.

Сегодня риски для элиты очень сильно перевешивают потенциальные выигрыши от перемен. Поэтому в ближайшее время об этом говорить бессмысленно. Cитуация, в которой элитам будут выгодны перемены, сложится, когда ресурсы больше не станут приносить значимого дохода.

Через 10, 15, 20 лет, может, чуть раньше или позже, должна появиться элита перемен.

Либо очень левая, которая выйдет с лозунгами «отнять и поделить». Это венесуэльский сценарий.

Либо генералы и полковники вместе с левыми радикалами и сочувствующими русским маршам придут к власти, чтобы создать православную республику. Это отдаленно напоминает иранский сценарий 1973 года. 

Либо те же самые молодые силовики, истосковавшиеся по Лазурному Берегу, пойдут за идеей, что можно упятерить ВВП и самим неплохо заработать, если пустить иностранцев. Это ближе к южнокорейскому варианту — открытая экономика, глобальные корпорации в стране, правый поворот.

Российская экономика попадет в опасную зону в 2024–2026 годы. Но мы не понимаем запаса адаптивности нашей экономики. Мы не понимаем, что будет происходить в ее конкретных звеньях. 

Прогноз корпораций (и планы вроде «Энергетики-2030») делается очень простым способом — максимально занизить краткосрочный результат и максимально завысить долгосрочный. Краткосрочный мы понижаем, чтобы нам бонус платили даже за него. Долгосрочный завышаем, чтобы нам капвложения разрешали по максимуму.

Есть известная конструкция о том, что мир делится на 4 экономических уклада: существуют центры новой экономики — «долины»; «зеленые зоны» — достаточно устойчивые государства или территории; «желтые зоны» — бывшие индустриальные страны; «черные» зоны, отключенные от современных технологий.

Много говорят о поддержке технологического бизнеса со стороны государства. Поговорите с людьми в государстве. Им сперва сообщают: «Так, делаем фонд, инвестируем в венчуры». Они идут инвестировать в венчуры, а дальше им говорят: «А где гарантии возврата?» — «Так это же венчур!» — «Ничего не знаем, раз потеряли деньги, это хищение. Вы арестованы». В Израиле есть государственные фонды, инвестирующие в венчуры. У их управляющих обратная инструкция — «теряйте деньги», потому что если ты не теряешь денег на инвестициях в венчуры, значит, это никакие не венчуры, и ты саботируешь правительственную программу. Израильтяне говорят, что даже убыточный венчур приносит стране пользу, так как люди обучаются, отрабатывают подходы, в конечном итоге деньги все равно идут в экономику.

Для появления технологических прорывов нужен огромный кипящий слой, среда, экосистема. В них, возможно, 99 % умирает, но 1 % выстреливает.

 А государство у нас не израильское, оно не допустит убытков, оно хочет 100 % живущих и прибыльных стартапов. В итоге получается 100 % мертвых.

Левый поворот.

Несмотря на то, что власть в России, кажется, отчетливо понимает опасности левого поворота — перехода к мягкой денежной политике, построению системы субсидирования, льготированию ставки, активному таргетированию курса валюты, ограничениям свободы движения капитала и ценообразования — пугать левым поворотом надо.

У общества всегда возникает запрос на социалистическую систему, а в России он никогда и не исчезал.

Наглядный пример страны, в которой левая политика победила монетаристов, предпринимателей, а заодно экономику и народ. Эта страна — Венесуэла.

Чаще левый поворот является неизбежным результатом ситуации, в которой власть получается или удерживается за счет привлечения на свою сторону широких масс населения, за счет пропаганды привлекательной, но губительной идеологии и раздачи реальных и мнимых подачек.

Левый поворот быстро становится ловушкой — общество, наученное видеть во всех проблемах внешних виновных, теряет способность к рефлексии, привыкает к иждивенчеству, властно-бюрократическая вертикаль костенеет и охватывает все сферы жизни.

Вплоть до коллапса всей системы ни власть, ни общество не будут предпринимать никаких шагов по изменению идеологии.

Вперед в феодализм.

Пора уже посмеяться и над самым серьезным вопросом для России — вопросом ее будущего. Ведь то, что сегодня можно встретить в анекдоте, завтра власть реализует всерьез, и к этому стоит приготовиться.

Анекдот о будущем России.

Большинство реформаторов-теоретиков справедливо сетуют на то, что Россия чисто феодальная страна, но вместо того, чтобы учитывать это в своих предложениях, требуют волшебного превращения ее в страну развитого гражданского общества, верховенства закона и политической демократии.

Возможно, правильный ответ лежит на поверхности: развивать надо то, что есть, методами, доказавшими свою эффективность в странах, похожих на сегодняшнюю Россию, — например, в Европе времен раннего Средневековья, в Золотой Орде, в Византии.

Система протекции.

Начнем с главных проблем российской экономики — отсутствия доверия между экономическими агентами и высокого уровня рисков ведения экономической деятельности, совершенно неадекватного ожидаемому доходу. Из-за недоверия и страха никто не хочет ничего делать.

Но и в Средние века общая ситуация была похожей: законы были рудиментарными, судьи — бессильными, кто был вооружен лучше, тот и был прав. А страны тем не менее развивались.

Развивались они благодаря системе протекций — феодальная лестница представляла защиту экономическим агентам от самого верха до самого низа.

Возможно, правильный ответ лежит на поверхности: развивать надо то, что есть, методами, доказавшими свою эффективность в странах, похожих на сегодняшнюю Россию, — например, в Европе времен раннего Средневековье.

Систему протекции у нас ввести вполне возможно.

Сегодня малый, средний и даже крупный бизнес страдает от произвола чиновников, губернаторов, силовиков и центральных властей. Система протекций могла бы искоренить произвол, заменив его строго регламентируемыми отношениями. Протекция могла бы быть лицензируемым бизнесом.

Успешными протекторами могли бы быть, например, Сбербанк, РПЦ, ВТБ, «Почта России», РЖД, Газпром, Транснефть, Ростехнологии, Роснано, ВЭБ, РФПИ.

С протекторами клиенты делились бы долей в бизнесе и некоторой частью прибыли. Максимальные тарифы за протекцию регулировало бы государство.

Система протекции решила бы вопрос защиты бизнеса от посягательств бюрократии и проблему взаимного недоверия в бизнес-среде. При этом конкуренция между протекторами привела бы к рыночным отношениям с ними с прозрачным ценообразованием.

Магдебургско-тверское право.

Наряду с системой протекции (которая хороша для традиционных бизнесов, но не способствует развитию новых технологий, изобретательству и наукоемкому бизнесу) было бы неплохо взять на вооружение и средневековую систему локального внедрения прогрессивного права в отдельных городах — там, где могут формироваться кластеры новой экономики.

Если в Европе это было Магдебургское право, то в России это может быть, например, Тверское право — специальный свод законов, созданный путем перевода в Твери основных законов, скажем, немецкого хозяйственного права на русский язык.

Города, получающие такое право, станут аналогами особых экономических зон, только суть этих зон будет не в создании возможности для установления эффективных экономических отношений.

Электронная книга t.me/kudaidem/1285