Игра на понижение (фильм) для тех кто хочет разобраться в нюансах.

В начале 2004 года 32-летний инвестор на фондовом рынке и управляющий хедж-фондами Майкл Берри впервые погрузился в рынок облигаций. Он узнал все, что мог, о том, как деньги были одолжены и одолжены в Америке. Он ни с кем не говорил о том, что стало его новой навязчивой идеей; он просто сидел один в своем кабинете в Сан-Хосе, штат Калифорния, и читал книги, статьи и финансовые документы. Особенно он хотел знать, как работают субстандартные ипотечные облигации. Огромное количество индивидуальных займов было накоплено в башне. Верхние этажи вернули свои деньги первыми и получили самые высокие рейтинги от Moody's и S & P, а также самую низкую процентную ставку. Низкие этажи вернули свои деньги в последнюю очередь, понесли первые потери и получили самые низкие рейтинги от Moody's и S & P. Потому что они брали на себя больше риска, инвесторы на нижних этажах получили более высокую процентную ставку, чем инвесторы на верхних этажах. Инвесторы, которые купили ипотечные облигации, должны были решить, в какой этаж башни они хотели бы инвестировать, но Майкл Барри не думал о покупке ипотечных облигаций. Он задавался вопросом, как он может заключать короткие сделки или делать ставки против субстандартных ипотечных облигаций.

Каждая ипотечная облигация сопровождалась собственным утомительным проспектом на 130 страниц. Если вы прочитали мелкий шрифт, то увидели, что каждая облигация — это своя маленькая корпорация. Конец 2004 и начало 2005 года Берри провел, сканируя сотни и фактически читая десятки проспектов, будучи уверенным, что он был единственным, кроме юристов, которые подготовили их для этого, даже если вы могли получать их все за 100 долларов в год от 10kWizard. ком.

Рынок субстандартного ипотечного кредитования обладал особым талантом скрывать то, что необходимо уточнить. Например, облигация, полностью обеспеченная субстандартными закладными, не называлась субстандартной ипотечной облигацией. Она называлась «АБС» или «обеспеченная активами безопасность». Если вы спросите Deutsche Bank, какие именно активы обеспечивают безопасность, обеспеченную активами, вам будут переданы списки дополнительных сокращений — RMBS, hels, helocs, Alt-A — наряду с категориями кредитов, о которых вы не знали («средний кредит»). RMBS расшифровывался как «жилищно-обеспеченная ипотека». Хель — «кредит под залог жилья». Heloc — «кредитная линия под залог жилья». Alt-A — это то, что они называли дрянными ипотечными кредитами, для которых они даже не удосужился приобрести надлежащие документы — скажем, чтобы проверить доход заемщика. Все это можно более четко назвать «субстандартными кредитами, », Но рынок облигаций не был ясен. «Середина» была своего рода триумфом языка над правдой. Какой-то хитрый человек на рынке облигаций пристально следил за разрастанием субстандартной ипотеки, поскольку амбициозный застройщик недвижимости мог бы взглянуть на Окленда и нашел возможность ребрендинга части торфа. Внутри Окленда был район, маскирующийся под совершенно отдельный город, называемый «Рокридж». Просто отказавшись от того, чтобы называться «Окленд», «Рокридж» пользовался более высокой стоимостью имущества. Внутри рынка субстандартного ипотечного кредитования теперь был похожий район, известный как «средний уровень». Внутри Окленда был район, маскирующийся под совершенно отдельный город, называемый «Рокридж». Просто отказавшись от того, чтобы называться «Окленд», «Рокридж» пользовался более высокой стоимостью имущества. Внутри рынка субстандартного ипотечного кредитования теперь был похожий район, известный как «средний уровень». Внутри Окленда был район, маскирующийся под совершенно отдельный город, называемый «Рокридж». Просто отказавшись от того, чтобы называться «Окленд», «Рокридж» пользовался более высокой стоимостью имущества. Внутри рынка субстандартного ипотечного кредитования теперь был похожий район, известный как «средний уровень».

Но уже в 2004 году, если вы посмотрите на цифры, вы можете ясно увидеть снижение стандартов кредитования. По мнению Берри, стандарты не просто упали, но достигли дна. У дна даже было название: субстандартный ипотечный кредит с регулируемой процентной ставкой, рассчитанный только на проценты. Вам, домовладельцу, на самом деле была предоставлена ​​возможность вообще ничего не платить и переводить все проценты, которые вы должны были банку, в более высокий основной баланс. Нетрудно было понять, какой человек хотел бы получить такой кредит: тот, у кого нет дохода. Барри не мог понять, почему человек, который одолжил деньги, захочет продлить такой кредит. «То, что вы хотите посмотреть, это кредиторы, а не заемщики», — сказал он. «Заемщики всегда будут готовы многое для себя сделать. Кредиторы должны проявлять сдержанность, а когда они теряют, берегитесь. К 2003 году он знал, что заемщики уже потеряли его. К началу 2005 года он увидел, что кредиторы тоже.

Многие менеджеры хедж-фондов тратили время на разговоры со своими инвесторами и воспринимали их ежеквартальные письма как формальность. Берри не любил разговаривать с людьми лицом к лицу и думал, что эти письма — единственная самая важная вещь, которую он сделал, чтобы его инвесторы знали, что он задумал. В своих ежеквартальных письмах он придумал фразу, описывающую то, что, по его мнению, происходило: «продление кредита по инструменту». То есть многие люди не могли позволить себе платить по ипотеке старомодным способом, и поэтому кредиторы придумали новые финансовые инструменты, чтобы оправдать передачу им новых денег. «Это был явный признак того, что кредиторы потеряли его, постоянно ухудшая свои собственные стандарты для увеличения объемов кредитования», — сказал Барри. Он мог понять, почему они это делают: они не сохранили ссуды, а продали их Goldman Sachs, Morgan Stanley, Wells Fargo и остальным, которые упаковали их в облигации и продали. Он предположил, что конечные покупатели облигаций с субстандартным ипотечным кредитом были просто «глупыми деньгами». Он тоже изучит их, но позже.

Теперь у него была тактическая инвестиционная проблема. Различные этажи или транши субстандартных ипотечных облигаций имели одну общую черту: облигации было невозможно продать короткими. Чтобы продать акцию или короткую облигацию, вам нужно было одолжить ее, и эти транши ипотечных облигаций были крошечными и их невозможно было найти. Вы могли купить их или не купить их, но вы не могли явно делать ставки против них; на рынке субстандартной ипотеки просто не было места для людей, которые смотрели на них смутно. Вы можете с уверенностью знать, что весь рынок субстандартных ипотечных облигаций обречен, но вы ничего не можете с этим поделать. Вы не могли бы короткие дома. Вы могли бы сократить акции компаний по жилищному строительству, скажем, Pulte Homes или Toll Brothers, но это было дорого, косвенно и опасно. Цены на акции могут расти гораздо дольше, чем Берри может оставаться платежеспособным.

Пару лет назад он обнаружил кредитно-дефолтные свопы. Своп по кредитному дефолту сбивал с толку, главным образом, потому что это был не совсем своп. Это был страховой полис, как правило, по корпоративной облигации, с периодическими выплатами премий и фиксированным сроком. Например, вы можете платить 200 000 долларов в год, чтобы купить 10-летний кредитный своп на 100 миллионов долларов в облигациях General Electric. Максимум, что вы можете потерять, это 2 миллиона долларов: 200 тысяч долларов в год в течение 10 лет. Максимум, что вы могли бы получить, — это 100 миллионов долларов, если General Electric не выполнила своих обязательств в течение следующих 10 лет, а держатели облигаций ничего не возместили. Это была ставка с нулевой суммой: если вы заработали 100 миллионов долларов, парень, который продал вам своп с кредитным дефолтом, потерял 100 миллионов долларов. Это была также асимметричная ставка, например, наложение денег на число в рулетке. Максимум, что вы могли потерять, это фишки, которые вы положили на стол, но если ваш номер выпал, вы заработали в 30, 40 или даже в 50 раз больше. «Кредитно-дефолтные свопы решили для меня проблему открытого риска», — сказал Барри. «Если бы я купил своп по кредитному дефолту, мой недостаток был определен и определен, а плюс был во много раз».

Он уже был на рынке корпоративных свопов на дефолт. В 2004 году он начал покупать страховку для компаний, которые, по его мнению, могут пострадать в результате спада в сфере недвижимости: ипотечные кредиторы, ипотечные страховщики и так далее. Это не совсем удовлетворяло. Обвал рынка недвижимости может привести к тому, что эти компании потеряют деньги; не было никакой гарантии, что они действительно обанкротятся. Он хотел более прямой инструмент для ставок против ипотечного кредитования. 19 марта 2005 года, находясь один в своем кабинете с закрытой дверью и снятыми шторами, читая заумный учебник по кредитным деривативам, у Майкла Берри возникла идея: кредитные дефолтные свопы по ипотечным облигациям.

Идея пришла ему в голову, когда он прочитал книгу об эволюции рынка облигаций США и создании в середине 1990-х годов в JP Morgan первых корпоративных свопов по кредитным дефолтам. Он пришел к отрывку, объясняющему, почему банки чувствовали, что им вообще нужны кредитные свопы. Это было не сразу очевидно — в конце концов, лучший способ избежать риска дефолта General Electric по своим долгам — это не кредитовать General Electric. Вначале кредитные дефолтные свопы были инструментом хеджирования: некоторые банки выдавали кредиты General Electric, чем хотели, потому что GE просила об этом, и они боялись оттолкнуть давнего клиента; другой банк передумал о целесообразности кредитования GE вообще. Однако очень быстро новые деривативы стали инструментами для спекуляций: многие люди хотели делать ставки на вероятность Г. Дефолт Э. Это поразило Берри: Уолл-стрит также должна делать то же самое с облигациями субстандартного ипотечного кредитования. Учитывая то, что происходило на рынке недвижимости — и учитывая то, что делали ипотечные кредиторы — многие умные люди в конечном итоге захотели сделать побочные ставки по ипотечным облигациям. И единственный способ сделать это — купить кредитный своп по умолчанию.

Своп кредитного дефолта решил бы самую большую проблему с большой идеей Майка Берри: выбор времени. Он считал, что ипотечные кредиты, выданные в начале 2005 года, почти наверняка обанкротятся. Но, поскольку их процентные ставки были установлены на искусственно низком уровне и не сбрасывались в течение двух лет, это произошло за два года. Субстандартные ипотеки почти всегда имели плавающие процентные ставки, но большинство из них имели фиксированную двухлетнюю «тизерную» ставку. У ипотеки, созданной в начале 2005 года, может быть двухлетняя «фиксированная» ставка в 6 процентов, которая в 2007 году вырастет до 11 процентов и вызовет волну дефолтов. Слабый тикающий звук этих займов со временем будет становиться все громче, пока, в конце концов, многие не заподозрят, как он подозревал, что это бомбы. Как только это произойдет, никто не захочет продавать страховку по ипотечным облигациям. Теперь ему нужно было положить свои фишки на стол и ждать, пока казино не проснется и не изменит шансы на игру. Теоретически, своп кредитного дефолта по 30-летней ипотечной облигации был ставкой, рассчитанной на 30 лет. Он полагал, что это займет всего три, чтобы заплатить.

Единственная проблема заключалась в том, что не было такой вещи, как кредитно-дефолтный своп по ипотечной облигации, не то, что он мог видеть. Ему нужно будет подталкивать крупные фирмы Уолл-стрит к их созданию. Но какие фирмы? Если он был прав, и рынок жилья рухнул, эти фирмы в середине рынка наверняка потеряли бы много денег. Не было смысла покупать страховку в банке, который обанкротился, как только страховка стала ценной. Он даже не удосужился позвонить в Bear Stearns и Lehman Brothers, поскольку они были более подвержены влиянию рынка ипотечных облигаций, чем другие фирмы. Goldman Sachs, Morgan Stanley, Deutsche Bank, Bank of America, UBS, Merrill Lynch и Citigroup были, по его мнению, наиболее вероятными для выживания в аварии. Он назвал их всех. Пятеро из них понятия не имели, о чем он говорит; двое вернулись и сказали, что в то время как рынок не существует, он может однажды. Через три года кредитно-дефолтные свопы по ипотечным ипотечным облигациям станут рынком на триллионы долларов и вызовут сотни миллиардов убытков в крупных фирмах Уолл-стрит. Тем не менее, когда Майкл Берри приставал к фирмам в начале 2005 года, только Deutsche Bank и Goldman Sachs были действительно заинтересованы в продолжении разговора. На Уолл-стрит никто, насколько он мог судить, не видел того, что видел.

К середине 2005 года, за период, когда индекс широкого фондового рынка упал на 6,84 процента, фонд Берри вырос на 242 процента, и он отталкивал инвесторов. Для его растущей аудитории не имело значения, вырос ли фондовый рынок или упал; Майк Берри нашел место, чтобы вложить деньги проницательно. Он не использовал кредитное плечо и избегал покупки акций. Он не делал ничего более многообещающего, чем покупка обыкновенных акций, и ничего более сложного, чем сидеть в комнате и читать финансовые отчеты. Аппарат Scion Capital для принятия решений состоял из одного парня в комнате, с закрытой дверью и шторами, изучавшей общедоступную информацию и данные о 10-K Wizard. Он искал судебные решения, заключение сделок и правительственные нормативные изменения — все, что могло бы изменить стоимость компании.

Как часто, он прибегал к тому, что называл «ick» инвестициями. В октябре 2001 года он объяснил эту концепцию в своем письме к инвесторам: «Инвестиционное инвестирование означает особый аналитический интерес к акциям, которые вызывают первую реакцию« ick ». Суд принял иск от компании-разработчика программного обеспечения под названием Avanti Corporation. Аванти обвиняли в краже у конкурента программного кода, который являлся основой бизнеса Аванти. У компании было 100 миллионов долларов наличными в банке, она все еще приносила 100 миллионов долларов в год свободного денежного потока, а ее рыночная стоимость составляла всего 250 миллионов долларов! Майкл Берри начал копать; к тому времени, когда он закончил, он знал о корпорации Аванти больше, чем любой человек на земле. Он мог видеть, что даже если руководители отправились в тюрьму (как пятеро из них сделали), и штрафы были оплачены (как они были), Аванти стоил бы намного больше, чем предполагал рынок. Однако, чтобы заработать деньги на акциях Аванти, ему, вероятно, придется понести краткосрочные убытки, поскольку инвесторы скупают акции в ужасе в ответ на негативную огласку.

«Это была классическая сделка Майка Берри», — говорит один из его инвесторов. «Он возрастает в 10 раз, но сначала он падает вдвое». Это не та поездка, которой нравится большинство инвесторов, но это, по мнению Барри, суть инвестирования в стоимость. Его работа заключалась в том, чтобы громко не соглашаться с народными настроениями. Он не мог этого сделать, если бы находился во власти очень краткосрочных рыночных движений, и поэтому он не дал своим инвесторам возможности снять свои деньги в короткие сроки, как это сделали большинство хедж-фондов. Если вы дали Scion свои деньги для инвестиций, вы застряли как минимум на год.

Хорошее инвестирование было связано с тем, что за риск платили правильную цену. Все чаще Берри чувствовал, что это не так. Проблема не ограничивалась отдельными акциями. Интернет-пузырь лопнул, и все же цены на жилье в Сан-Хосе, эпицентре этого пузыря, все еще росли. Он исследовал акции домовладельцев, а затем акции компаний, которые застраховали ипотечные кредиты, такие как PMI. Один из его друзей — крупный профессиональный инвестор с Восточного побережья — в мае 2003 года написал, что пузырь на рынке недвижимости все больше усиливается из-за иррационального поведения ипотечных кредиторов, предоставляющих легкие кредиты. «Вам просто нужно следить за уровнем, на котором даже почти неограниченный или беспрецедентный кредит больше не сможет поднять рынок жилья», — написал он. «Я чрезвычайно медвежий, и чувствую, что последствия могут очень легко быть 50% -ым падением жилой недвижимости в США. , , Большая часть текущего спроса на жилье по текущим ценам исчезла бы, если бы только люди убедились, что цены не растут. Сопутствующий ущерб, вероятно, будет на порядок хуже, чем кто-либо сейчас считает ».

19 мая 2005 года Майк Берри заключил свои первые субстандартные ипотечные сделки. Он купил у Deutsche Bank 60 млн долларов кредитных свопов — по 10 млн долларов на шесть разных облигаций. «Справочные ценные бумаги», они назывались. Вы купили страховку не на всем рынке субстандартных ипотечных облигаций, а на конкретной облигации, и Берри посвятил себя поиску именно тех, на кого можно было бы делать ставки. Скорее всего, он стал единственным инвестором, который проводил своего рода старомодный анализ банковских кредитов по кредитам на покупку жилья, который следовало сделать до того, как они были сделаны. Однако он был противоположностью старомодному банкиру. Он искал не лучшие кредиты, а худшие, чтобы можно было делать ставки против них. Он проанализировал относительную важность отношений ссуды к стоимости жилищных ссуд, вторых залоговых прав на дома, местоположения домов, об отсутствии кредитной документации и подтверждении доходов заемщика, а также о дюжине других факторов, определяющих вероятность того, что кредит на покупку жилья, сделанный в Америке около 2005 года, обанкротится. Затем он отправился на поиски облигаций, обеспеченных худшими кредитами.

Его удивило, что Deutsche Bank, похоже, не заботился о том, на какие облигации он выбрал ставку. С их точки зрения, насколько он мог судить, все ипотечные облигации были одинаковыми. Цена страхования определялась не каким-либо независимым анализом, а рейтингами Moody's и Standard & Poor's. Если бы он хотел купить страховку по предположительно безрисковому траншу с тройным рейтингом, он мог бы заплатить 20 базисных пунктов (0,20 процента); на более рискованных траншах с рейтингом А он может заплатить 50 базисных пунктов (0,50 процента); и на еще менее безопасных траншах с тройным рейтингом — 200 базисных пунктов, то есть 2 процента. (Базовая точка составляет одну сотую одного процентного пункта.) Траншами с тройной оценкой B — те, которые стоили бы ноль, если бы базовый ипотечный пул потерял всего 7 процентов — были тем, чем он был. Он чувствовал, что это очень консервативная ставка, которую он смог с помощью анализа превратить в еще более надежную вещь. Любой, кто даже взглянул на проспекты, мог видеть, что было много критических различий между одной облигацией тройного B и следующей — например, процентная доля ссуд только на проценты, содержащихся в их базовом пуле ипотечных кредитов. Он намеревался выбрать самые худшие из них и был немного обеспокоен тем, что инвестиционные банки узнают, сколько он знает о конкретных ипотечных облигациях, и скорректируют их цены. Любой, кто даже взглянул на проспекты, мог видеть, что было много критических различий между одной облигацией тройного B и следующей — например, процентная доля ссуд только на проценты, содержащихся в их базовом пуле ипотечных кредитов. Он намеревался выбрать самые худшие из них и был немного обеспокоен тем, что инвестиционные банки узнают, сколько он знает о конкретных ипотечных облигациях, и скорректируют их цены. Любой, кто даже взглянул на проспекты, мог видеть, что было много критических различий между одной облигацией тройного B и следующей — например, процентная доля ссуд только на проценты, содержащихся в их базовом пуле ипотечных кредитов. Он намеревался выбрать самые худшие из них и был немного обеспокоен тем, что инвестиционные банки узнают, сколько он знает о конкретных ипотечных облигациях, и скорректируют их цены.

Они снова шокировали и порадовали его: Goldman Sachs прислал ему по электронной почте большой список дерьмовых ипотечных облигаций на выбор. «На самом деле это шокировало меня», — говорит он. «Все они были оценены в соответствии с самым низким рейтингом одного из трех крупнейших рейтинговых агентств». Он мог выбирать из списка, не предупреждая их о глубине своих знаний. Как будто вы можете купить страховку от наводнения на дом в долине по той же цене, что и страховку от наводнения на дом на вершине горы.

Рынок не имел никакого смысла, но это не помешало другим фирмам с Уолл-стрит вторгнуться в него, отчасти потому, что Майк Берри приставал к ним. В течение нескольких недель он преследовал Bank of America, пока они не согласились продать ему 5 миллионов долларов в виде кредитных дефолтных свопов. Через двадцать минут после того, как они отправили свое электронное письмо, подтверждающее сделку, они получили еще одно возвращение от Берри: «Так мы можем сделать еще один?» Через несколько недель Майк Берри купил несколько сотен миллионов долларов в обмен на кредитные дефолты у полдюжины банков, кусками по 5 миллионов долларов. Похоже, никому из продавцов не очень важно, какие облигации они страхуют. Он нашел один ипотечный пул, который представлял собой 100-процентную ипотечную ипотеку с плавающей процентной ставкой — где заемщики могли выбрать вариант вообще не выплачивать проценты и просто накапливать все больший и больший долг до тех пор, пока, по-видимому, не объявили дефолт по нему. Goldman Sachs не только продал ему страховку в бассейне, но и прислал ему небольшую записку, в которой он поздравил его с тем, что он был первым человеком на Уолл-стрит или вне его, когда-либо купившим страховку на этот конкретный предмет. «Я обучаю экспертов здесь», — крикнул Барри по электронной почте.

Он не тратил много времени, беспокоясь о том, почему эти якобы проницательные инвестиционные банкиры готовы продать ему страховку так дешево. Он волновался, что другие поймут, и возможность исчезнет. «Я бы немножко поиграл, — сказал он, — чтобы им казалось, что я действительно не знаю, что делаю. 'Как ты делаешь это снова?' «О, где я могу найти эту информацию? или «Действительно?» — когда они говорят мне что-то действительно очевидное ». Это было одним из дополнительных преимуществ жизни в течение стольких лет, по существу отчужденных от мира вокруг него: он мог легко поверить, что он был прав, а мир был неправ.

Чем больше фирм с Уолл-стрит вмешивались в новый бизнес, тем легче ему было делать ставки. В течение первых нескольких месяцев он смог получить не более 10 миллионов долларов за один раз. Затем, в конце июня 2005 года, ему позвонил кто-то из Goldman Sachs и спросил, не хочет ли он увеличить размер своей торговли до 100 миллионов долларов за штуку. «Здесь нужно помнить, — писал он на следующий день после того, как сделал это, — что это 100 миллионов долларов. Это безумная сумма денег. И это просто разбрасывается, как будто это три цифры вместо девяти ».

К концу июля он владел кредитно-дефолтными свопами на облигации субстандартного ипотечного кредитования на сумму 750 миллионов долларов и в частном порядке хвастался этим. «Я считаю, что ни один другой хедж-фонд на планете не имеет такого рода инвестиций, нигде не близких к такой степени, относительно размера портфеля», — написал он одному из своих инвесторов, который узнал, что его менеджер хедж-фонда какая-то новомодная стратегия. Теперь он не мог не задаться вопросом, кто именно был на другой стороне его сделок — какой сумасшедший продаст ему столько страховки по облигациям, которые он выбрал, чтобы взорваться? Кредитно-дефолтный своп был игрой с нулевой суммой. Если Майк Берри заработал 100 миллионов долларов, когда облигации субстандартного ипотечного кредита, которые он выбрал, не выполнил свои обязательства, кто-то другой, должно быть, потерял 100 миллионов долларов. Goldman Sachs дал понять, что конечным продавцом был не Goldman Sachs.

Готовность того, кому этот человек должен был продать ему такие огромные суммы дешевой страховки, дала Майку Берри еще одну идею: создать фонд, который не делал ничего, кроме покупки страховки по ипотечным облигациям. В фонде на 600 миллионов долларов, который должен был собирать акции, его ставка была уже гигантской, но если бы он мог явно собрать деньги для этой новой цели, он мог бы сделать еще много миллиардов. В августе он написал предложение о фонде, который он назвал «Опус Милтона», и разослал его своим инвесторам. («Первым вопросом всегда был« Что такое опус Милтона? »), Он отвечал:« Потерянный рай,», Но обычно это только поднимало другой вопрос.) Большинство из них все еще не знали, что их первопроходец стал настолько отвлеченным этими эзотерическими договорами страхования, которые называются свопами по умолчанию. Многие не хотели иметь с этим ничего общего; некоторые задавались вопросом, означает ли это, что он уже делал подобные вещи со своими деньгами.

Вместо того, чтобы собирать больше денег, чтобы купить кредитные дефолтные свопы по облигациям с субстандартным ипотечным кредитованием, он в итоге усложнил сохранение тех, которые у него уже были. Его инвесторы были рады позволить ему выбирать акции от их имени, но они почти повсеместно сомневались в его способности предвидеть большие макроэкономические тенденции. И они, конечно, не понимали, почему он должен иметь какое-то особое представление о рынке субстандартных ипотечных облигаций стоимостью в несколько триллионов долларов. Опус Мильтона умер быстрой смертью.

В октябре 2005 года в своем письме к инвесторам Барри, наконец, пришел полностью чистым и дал им понять, что они владеют как минимум миллиардными долларовыми кредитно-дефолтными свопами на ипотечные облигации. «Иногда рынки ошибаются, — писал он. «Рынки допустили ошибку, когда они дали America Online валюту, чтобы купить Time Warner. Они допустили ошибку, когда сделали ставку против Джорджа Сороса и за британский фунт. И они сейчас ошибаются, продолжая плыть по течению, как будто самой значительной истории кредитных пузырей, которую когда-либо видели, не существует. Возможности редки, а большие возможности, на которые можно направить практически неограниченный капитал для работы с огромным потенциальным доходом, еще более редки. Выборочное приобретение наиболее проблемных ипотечных ценных бумаг в истории сегодня — это как раз такая возможность ».

Во втором квартале 2005 года просрочки по кредитным картам достигли рекордно высокого уровня, хотя цены на жилье выросли. То есть даже с этим активом для заимствования американцы изо всех сил пытались выполнить свои обязательства. Федеральная резервная система подняла процентные ставки, но ставки по ипотечным кредитам все еще эффективно падали — потому что Уолл-стрит находила все более умные способы, позволяющие людям занимать деньги. Теперь у Берри была более чем миллиардная ставка на столе, и он не смог бы увеличить ее, если бы не привлек гораздо больше денег. Таким образом, он просто изложил это своим инвесторам: рынок ипотечных облигаций США был огромен, больше рынка облигаций и облигаций казначейства США. Вся экономика была основана на ее стабильности, а ее стабильность в свою очередь зависела от продолжающегося роста цен на жилье. «Смешно полагать, что пузыри активов можно распознать только задним числом», — написал он. «Есть определенные идентификаторы, которые полностью узнаваемы во время инфляции пузыря. Одной из отличительных черт мании является быстрый рост распространенности и сложности мошенничества. , , , ФБР сообщает, что мошенничество, связанное с ипотекой, выросло в пять раз с 2000 года ». Плохое поведение больше не было на краю другой здоровой экономики; это была его главная особенность. «Характерным моментом современного мошенничества, связанного с жильем, является его неотъемлемое место в институтах нашей страны», — добавил он. ФБР сообщает, что мошенничество, связанное с ипотекой, выросло в пять раз с 2000 года ». Плохое поведение больше не было на краю другой здоровой экономики; это была его главная особенность. «Характерным моментом современного мошенничества, связанного с жильем, является его неотъемлемое место в институтах нашей страны», — добавил он. ФБР сообщает, что мошенничество, связанное с ипотекой, выросло в пять раз с 2000 года ». Плохое поведение больше не было на краю другой здоровой экономики; это была его главная особенность. «Характерным моментом современного мошенничества, связанного с жильем, является его неотъемлемое место в институтах нашей страны», — добавил он.

Когда его инвесторы узнали, что их управляющий деньгами фактически положил свои деньги прямо туда, где его рот был давно, они были не совсем довольны. Как сказал один инвестор: «Майк — лучший биржевик, которого кто-либо знает. И он делает. , , что? »Некоторые были расстроены, что парень, которого они наняли, чтобы выбрать акции, ушел, чтобы вместо этого взять гнилые ипотечные облигации; некоторые задавались вопросом, если кредитные дефолтные свопы были настолько значительными, почему Goldman Sachs будет их продавать; некоторые сомневались в мудрости попыток назвать вершину 70-летнего жилищного цикла; некоторые не совсем понимали, что такое кредитно-дефолтный своп или как он работает. «По моему опыту, апокалиптические прогнозы на финансовых рынках США редко реализуются в рамках ограниченных горизонтов», — написал один инвестор Берри. «Были законные апокалиптические случаи в США финансовые рынки в течение большей части моей карьеры. Обычно они не были реализованы ». Барри ответил, что, хотя он и предвидел Армагеддон, он не ставил на это. В этом была прелесть кредитно-дефолтных свопов: они позволили ему заработать целое состояние, если обанкротилась лишь малая часть этих сомнительных закладных.

По неосторожности он начал дебаты со своими собственными инвесторами, которые он считал одним из своих наименее любимых занятий. «Я терпеть не мог обсуждать идеи с инвесторами, — сказал он, — потому что тогда я стал Защитником идеи, и это влияет на ваш мыслительный процесс». Как только вы стали защитником идеи, вам было сложнее изменить свое мнение об этом. У него не было выбора: среди людей, которые давали ему деньги, был довольно очевидный скептицизм так называемого макро-мышления. «Я слышал, что Белая Гора предпочла бы придерживаться своего вязания», — писал он, яростно, своему первоначальному покровителю, — хотя мне не ясно, что «Белая Гора» исторически понимала, что такое мое вязание ». Никто не казался мог видеть то, что было так ясно для него: эти кредитно-дефолтные свопы были частью его глобального поиска стоимости. «Я не делаю перерывов в поисках ценности», — писал он «Белой горе». «Нет никакого гольфа или другого хобби, чтобы отвлекать меня. Видеть ценность — это то, что я делаю ».

Когда он основал Scion, он сказал потенциальным инвесторам, что, поскольку он занимается немодными ставками, они должны оценивать его в долгосрочной перспективе, скажем, пять лет. Теперь его оценивали от момента к моменту. «Раньше люди инвестировали в меня из-за моих писем», — сказал он. «А потом, так или иначе, после того, как они инвестировали, они перестали их читать». Его фантастический успех привлек множество новых инвесторов, но они были менее заинтересованы в духе его предприятия, чем в том, сколько денег он мог сделать им быстро. Каждый квартал он рассказывал им, сколько он заработал или потерял из своих запасов. Теперь он должен был объяснить, что они должны были вычесть из этого числа эти… страховые взносы по субстандартным ипотечным облигациям. Один из его нью-йоркских инвесторов позвонил и зловеще сказал: «Вы знаете, многие люди говорят о выводе средств у вас. «Поскольку их средства на некоторое время застряли в Scion Capital, единственным выходом для инвесторов было отправить ему электронное письмо с тревогой с просьбой обосновать свою новую стратегию. «Люди зацикливаются на разнице между + 5% и -5% в течение пары лет», — ответил Барри одному из инвесторов, который протестовал против новой стратегии. «Когда реальная проблема: более 10 лет, кто зарабатывает 10% или лучше ежегодно? И я твердо верю, что для достижения этого преимущества на ежегодной основе я должен быть в состоянии смотреть в прошлое в течение следующих нескольких лет. , , , Я должен быть стойким перед лицом народного недовольства, если это то, что говорят основополагающие принципы ». За пять лет, прошедших с момента его основания, S & P 500, по сравнению с которым он оценивался, снизился на 6,84 процента. В тот же период он напомнил своим инвесторам, что Scion Capital вырос на 242 процента. Он предполагал, что заработал веревку, чтобы повеситься. Он предположил, что неправильно. «Я строю захватывающие дух песочные замки, — писал он, — но ничто не останавливает прилив и отлив».

Как ни странно, поскольку инвесторы Майка Берри стали беспокойными, его контрагенты с Уолл-стрит проявили новый и завистливый интерес к тому, что он задумал. В конце октября 2005 года торгующий субстандартным кредитом в Goldman Sachs позвонил ему и спросил, почему он покупает кредитные дефолтные свопы на такие специфические транши ипотечных облигаций. Трейдер сказал, что многие хедж-фонды звонили в Goldman, чтобы спросить, «как сделать короткую торговлю жильем, которую делает Scion». Среди тех, кто спрашивал об этом, были люди, которых Барри попросил опуса Милтона — люди, которые первоначально выразили большой интерес. «Эти люди по большому счету ничего не знали о том, как совершать сделку, и ожидали, что Голдман поможет им воспроизвести ее, — написал Барри в электронном письме своему финансовому директору. — Я подозреваю, что Голдман помог им, хотя они это отрицают». Если ничего другого, теперь он понимал, почему он не может собрать деньги для опуса Милтона. «Если я достаточно опишу это, это звучит убедительно, и люди думают, что могут сделать это для себя», — написал он доверенному лицу по электронной почте. «Если я недостаточно описываю это, это звучит страшно и бинарно, и я не могу привлечь капитал». У него не было таланта продавать.

Сейчас рынок субстандартных ипотечных облигаций, похоже, разваливается. Совершенно неожиданно, 4 ноября, у Берри было электронное письмо от старшего субстандартного парня из Deutsche Bank, парня по имени Грег Липпманн. Так получилось, что Deutsche Bank разорвал отношения с Майком Барри еще в июне, после того как Берри, по мнению Deutsche Bank, был слишком агрессивен в своих требованиях к залогу. Теперь этот парень звонит и говорит, что хотел бы выкупить первоначальные шесть кредитных свопов, которые Скион купил в мае. Поскольку 60 миллионов долларов представляли собой крошечный кусочек портфеля Берри, и поскольку он не хотел иметь с Дойче Банка больше, чем Дойче Банк хотел с ним, он продал их обратно с прибылью. Грег Липпманн поспешно и неграмотно ответил: «Не могли бы вы дать нам другие облигации, чтобы мы могли сказать вам, что мы вам заплатим».

Грег Липпманн из Deutsche Bank хотел купить его кредитные свопы на миллиард долларов! «Спасибо за взгляд, Грег», ответил Барри. «Сейчас у нас все хорошо», — сказал он, подумав: «Как странно. Я не имел дела с Deutsche Bank уже пять месяцев. Откуда Грег Липпманн знает, что я владею этой гигантской кучей кредитных свопов?

Три дня спустя он получил известие от Goldman Sachs. Его продавщица Вероника Гринштейн позвонила ему по мобильному телефону, а не с офисного телефона. (Фирмы с Уолл-стрит теперь записывали все звонки, сделанные с их торговых столов.) «Я бы хотел получить специальную услугу», — спросила она. Она тоже хотела купить некоторые из его кредитных свопов. «Управление обеспокоено», сказала она. Они думали, что торговцы продали всю эту страховку, не имея места, куда они могли бы пойти, чтобы выкупить ее. Может ли Майк Берри продать им 25 миллионов долларов по действительно щедрым ценам на субстандартно-ипотечные облигации по своему выбору? Понимаешь, просто чтобы успокоить руководство Goldman. Повесив трубку, он догнал Банк Америки, пытаясь понять, не продадут ли они ему больше. Они не будут. Они тоже искали купить. Затем последовал Морган Стэнли — снова неожиданно. Он не имел большого бизнеса с Морганом Стэнли, но, видимо, Морган Стэнли тоже хотел купить все, что у него было. Он не знал точно, почему все эти банки вдруг так захотели купить страховку по ипотечным облигациям, но была одна очевидная причина: кредиты внезапно обанкротились с угрожающей скоростью. Еще в мае Майк Берри делал ставку на свою теорию человеческого поведения: кредиты были структурированы так, чтобы обанкротиться. Теперь, в ноябре, они на самом деле шли плохо.

На следующее утро Берри открыл The Wall Street Journalчтобы найти статью, объясняющую, как тревожные числа держателей ипотечных кредитов с регулируемой ставкой отстают по своим платежам, в течение первых девяти месяцев, по ставкам, которые прежде не видели. Америка из среднего класса была изгнана. Был даже небольшой график, чтобы показать читателям, у которых не было времени, чтобы прочитать статью. Он подумал: кошка вышла из сумки. Мир собирается измениться. Кредиторы будут повышать свои стандарты; рейтинговые агентства более внимательно изучат; и никакие здравомыслящие дилеры не будут продавать страховку по ипотечным облигациям по ценам, которые они продавали. «Я думаю, что лампочка загорится, и какой-нибудь умный кредитный офицер скажет:« Выйдите из этих сделок », — сказал он. Большинство трейдеров с Уолл-стрит собирались потерять много денег — возможно, с одним исключением. Майк Берри только что получил другое письмо, от одного из его собственных инвесторов, который предположил, что Deutsche Bank, возможно, был под влиянием его одноглазого взгляда на финансовые рынки: «Грег Липпманн, главный [subprime-ипотечный] трейдер в Deutsche Bank [,] был здесь, другой день », — говорится в нем. «Он сказал нам, что ему не хватало 1 миллиарда долларов на эти вещи, и он собирался сделать« океаны »из денег (или чего-то подобного). Его изобилие было немного страшным».

К февралю 2007 года субстандартные кредиты стали дефолтными в рекордных количествах, финансовые учреждения были менее устойчивыми каждый день, и никто, кроме Майка Барри, казалось, не вспоминал того, что он сказал и сделал. Он сказал своим инвесторам, что им, возможно, придется проявить терпение — что ставка может не окупиться до тех пор, пока ипотека, выпущенная в 2005 году, не достигнет конца периода тизера. Они не были терпеливы. Многие из его инвесторов не доверяли ему, и он в свою очередь чувствовал себя преданным ими. В начале он представлял конец, но ни одна из частей между ними. «Думаю, я хотел просто пойти спать и проснуться в 2007 году», — сказал он. Чтобы держать свои ставки против ипотечных облигаций, он был вынужден уволить половину своего небольшого персонала и сбрасывать ставки на миллиарды долларов, которые он сделал на компании, наиболее тесно связанные с рынком субстандартной ипотеки. Теперь он был более изолирован, чем когда-либо. Единственное, что изменилось, это его объяснение.

Незадолго до этого его жена затащила его в кабинет психолога из Стэнфорда. Учительница дошкольного возраста заметила некоторые тревожные поступки у своего четырехлетнего сына Николая и предположила, что ему нужно пройти тестирование. Николас не спал, когда другие дети спали. Он отошел, когда учитель говорил сколько угодно. Его разум казался «очень активным». Майклу Берри пришлось сопротивляться его желанию обидеться. В конце концов, он был врачом, и он подозревал, что учитель пытался сказать им, что он не смог диагностировать синдром дефицита внимания у своего собственного сына. «Я работал в клинике с СДВГ во время пребывания в резиденции, и у меня было сильное чувство, что это было диагностировано слишком часто», — сказал он. «То, что это был« спасительный »диагноз для слишком многих детей, родители которых хотели по медицинским показаниям дать наркотики своим детям или объяснить плохое поведение своих детей. Он подозревал, что его сын немного отличается от других детей, но отличается в хорошем смысле. «Он задал кучу вопросов», — сказал Барри. «Я поощрял это, потому что у меня всегда было множество вопросов, когда я был ребенком, и я был расстроен, когда мне сказали, чтобы я молчал». Теперь он более внимательно наблюдал за своим сыном и заметил, что у маленького мальчика, хотя он и умный, есть проблемы с другими людьми. «Когда он действительно пытался общаться, хотя он и не делал ничего для других детей, он как-то помечал их галочкой». Он пришел домой и сказал жене: «Не беспокойся об этом! Он в порядке!" Теперь он более внимательно следил за своим сыном и заметил, что у маленького мальчика были проблемы с другими людьми. «Когда он действительно пытался общаться, хотя он и не делал ничего для других детей, он как-то помечал их галочкой». Он пришел домой и сказал жене: «Не беспокойся об этом! Он в порядке!" Теперь он более внимательно следил за своим сыном и заметил, что у маленького мальчика были проблемы с другими людьми. «Когда он действительно пытался общаться, хотя он и не делал ничего для других детей, он как-то помечал их галочкой». Он пришел домой и сказал жене: «Не беспокойся об этом! Он в порядке!"

Его жена уставилась на него и спросила: «Как вы узнали бы?»

На что доктор Майкл Берри ответил: «Потому что он такой же, как я! Вот как я был.

Заявление их сына в несколько детских садов было быстро отклонено без объяснения причин. В прессинге одна из школ рассказала Берри, что его сын страдает от неадекватной грубой и мелкой моторики. «Он, очевидно, набрал очень низкие баллы на тестах, связанных с использованием искусства и ножниц», — сказал Барри. «Большое дело, подумал я. Я все еще рисую, как четырехлетний, и ненавижу искусство ». Однако, чтобы заставить свою жену замолчать, он согласился на тестирование их сына. «Это просто доказало бы, что он умный ребенок,« рассеянный гений »».

Вместо этого тесты, проведенные детским психологом, доказали, что у их ребенка был синдром Аспергера. Классический случай, сказала она, и рекомендовала вытащить его из мейнстрима и отправить в специальную школу. И доктор Майкл Берри был ошеломлен: он вспомнил, что Аспергер из медицинской школы, но смутно. Теперь его жена передала ему стопку книг о аутизме и связанных с ней расстройствах. Сверху были «Полное руководство по синдрому Аспергера»,составленное клиническим психологом по имени Тони Этвуд, и « Синдром Аспергера» Аттвуда: руководство для родителей и специалистов.

«Отмечено ухудшение в использовании множества невербальных поведений, таких как взгляд« глаза в глаза ». , , " Проверьте. «Неспособность развивать отношения со сверстниками. , , " Проверьте. «Отсутствие спонтанного стремления делиться радостью, интересами или достижениями с другими людьми. , , " Проверьте. «Трудно читать социальные / эмоциональные сообщения в чьих-то глазах. , , " Проверьте. «Неисправный механизм регулирования или контроля эмоций для выражения гнева. , , " Проверьте. «Одна из причин, по которой компьютеры так привлекательны, заключается не только в том, что вам не нужно разговаривать или общаться с ними, но и в том, что они логичны, последовательны и не склонны к настроениям. Таким образом, они представляют идеальный интерес для человека с синдромом Аспергера. , , " Проверьте. «У многих есть хобби. , , , Разница между нормальным диапазоном и эксцентриситетом, наблюдаемым при синдроме Аспергера, заключается в том, что эти занятия часто бывают одиночными, своеобразными и доминируют во времени и разговоре человека ». Проверьте. , , Проверьте . , .Проверьте.

После нескольких страниц Майкл Берри понял, что он больше не читает о своем сыне, а о себе. «Сколько людей могут взять книгу и найти руководство по эксплуатации для своей жизни?» — сказал он. «Я ненавидел читать книги, рассказывающие мне, кто я такой. Я думал, что я другой, но это говорило, что я такой же, как другие люди. Мы с женой были типичной парой Аспергера, и у нас был сын Аспергера. Его стеклянный глаз больше ничего не объяснял; удивительно, что это когда-либо было. Как стеклянный глаз объяснил в соревновательном пловце патологический страх глубокой воды — страх не знать, что скрывалось под ним? Как это объясняет детскую страсть к мытью денег? Он брал долларовые купюры и мыл их, вытирал их полотенцем, нажимал их между страницами книг, а затем складывают книги поверх этих книг — все, чтобы у него были деньги, которые выглядели «новыми». «Внезапно я стал этой карикатурой», — сказал Барри. «Я всегда был в состоянии учиться чему-то и действительно быстро. Я думал, что это было что-то особенное во мне. Теперь это как «О, многие люди Аспергера могут это сделать». Теперь мне объяснили беспорядок ».

Он сопротивлялся новостям. У него был дар находить и анализировать информацию по предметам, которые его сильно интересовали. Он всегда был сильно заинтересован в себе. Теперь, в возрасте 35 лет, ему передали эту новую информацию о себе — и его первой реакцией было желание, чтобы ему не дали ее. «Моя первая мысль была о том, что многие люди должны иметь это и не знать об этом», — сказал он. «И я подумал: а разве это хорошо для меня, чтобы знать на этом этапе? Почему мне хорошо знать это о себе?

Он пошел и нашел своего психолога, чтобы помочь ему разобраться с влиянием его синдрома на жену и детей. Его трудовая жизнь, однако, осталась неосведомленной новой информацией. Например, он не изменил способ принятия инвестиционных решений или способ общения со своими инвесторами. Он не сообщил своим инвесторам о его беспорядке. «Я не чувствовал, что это существенный факт, который должен быть раскрыт», — сказал он. «Это не было изменением. У меня не было диагностировано что-то новое. Это то, что у меня всегда было ». С другой стороны, это очень многое объясняло о том, что он зарабатывал на жизнь, и как он это делал: его навязчивое приобретение неопровержимых фактов, его настойчивость в логике, его способность быстро пахать через множество утомительной финансовой отчетности. Люди с синдромом Аспергера не могли контролировать то, что им было интересно. Это была удача, что его особый интерес были финансовые рынки, а не, скажем, сбор каталогов газонокосилок. Когда он думал об этом таким образом, он понимал, что сложные современные финансовые рынки были так же хороши, как и предназначенные, чтобы вознаградить человека с интересами Аспергера. «Только тот, у кого есть Аспергер, прочтет проспект ипотечной облигации», — сказал он.

Весной 2007 года что-то изменилось, хотя сначала было трудно понять, что это было. 14 июня пара хедж-фондов субстандартных ипотечных облигаций, фактически принадлежащих Bear Stearns, находилась в свободном падении. В последующие две недели публично торгуемый индекс облигаций субстандартного ипотечного кредитования с тройным рейтингом B упал почти на 20 процентов. Именно тогда Голдман Сакс оказался перед Берри нервным срывом. Его самые большие позиции были у Гольдмана, и Гольдман был вновь неспособен или не желал определять ценность этих позиций, и поэтому не мог сказать, сколько залогового обеспечения должно быть перемещено взад и вперед. В пятницу, 15 июня, исчезла продавщица Burry's Goldman Sachs Вероника Гринштейн. Он позвонил и написал ей по электронной почте, но она не ответила до позднего вечера следующего понедельника — чтобы сказать ему, что она «ушла на день».

«Это постоянная тема, когда рынок движется в нашем направлении», — пишет Барри. «Люди болеют, люди уходят по неизвестным причинам».

20 июня Гринштейн наконец вернулся, чтобы сказать ему, что Goldman Sachs испытал «системный сбой».

Это было забавно, ответил Барри, потому что Морган Стэнли сказал более или менее то же самое. А его продавец в Bank of America утверждал, что у них был «сбой питания».

«Я рассматривал эти« системные проблемы »как предлог для того, чтобы выиграть время, чтобы уладить беспорядок за кулисами», — сказал он. Продавщица Goldman предприняла слабые попытки заявить, что, несмотря на обвал индекса ипотечных облигаций, рынок их страхования не сдвинулся с места. Но она сделала это со своего мобильного телефона, а не из офиса. (Гринштейн не отвечал на запросы по электронной почте и телефону для комментариев.)

Они были в пещерах. Все они. В конце каждого месяца, в течение почти двух лет, Берри наблюдал, как торговцы с Уолл-стрит отмечали его позиции против него. То есть, в конце каждого месяца его ставки против субстандартных облигаций были таинственно менее ценными. Конец каждого месяца также случался, когда трейдеры с Уолл-стрит отправляли свои отчеты о прибылях и убытках своим менеджерам и риск-менеджерам. 29 июня Берри получил записку от своего продавца из Morgan Stanley, Art Ringness, в которой говорилось, что Morgan Stanley теперь хотел убедиться, что «оценки справедливы». На следующий день Goldman последовал его примеру. Это был первый раз за два года, когда Goldman Sachs не начал торговать против него в конце месяца. «Это был первый раз, когда они точно переместили наши отметки, — отмечает он, — потому что они сами занимались торговлей.

Это был как раз тот момент, когда он сказал своим инвесторам еще летом 2005 года, что им нужно только ждать. Дрянные ипотечные кредиты на сумму почти 400 миллиардов долларов были переведены из их дразнящих ставок в новые, более высокие ставки. К концу июля его оценки быстро росли в его пользу — и он читал о гении таких людей, как Джон Полсон, который пришел в торговлю через год после него. Служба Bloomberg News опубликовала статью о нескольких людях, которые, по-видимому, видели приближающуюся катастрофу. Только один работал торговцем облигациями в крупной фирме на Уолл-стрит: ранее неизвестный торговец облигациями с активами в Deutsche Bank по имени Грег Липпманн. Инвестор, который наиболее заметно отсутствовал в статье Bloomberg News — тот, кто заработал 100 миллионов долларов для себя и 725 миллионов долларов для своих инвесторов — сидел один в своем офисе в Купертино, штат Калифорния. К 30 июня 2008 года любой инвестор, который оставался с Scion Capital с его начала, 1 ноября 2000 года, имел прибыль после уплаты сборов и расходов в размере 489,34 процента. (Валовая прибыль фонда составила 726 процентов.) За тот же период S & P 500 возвратил чуть более 2 процентов.

Майкл Бэрри вырезал статью в Bloomberg и отправил по электронной почте в офис с пометкой: «Липпманн — это тот парень, который по сути взял мою идею и поддержал ее. К его чести ». Его собственные инвесторы, чьи деньги он удваивал и даже больше, мало говорили. Не было никаких извинений и благодарности. «Никто не вернулся и не сказал:« Да, ты был прав », — сказал он. «Было очень тихо. Было очень тихо.