Может ли девальвация привести к результату, желанному для многих, о котором говорят только шепотом, к смене режима и первого лица страны? В гарнизонных стоянках немало примеров, что дети похожи на господ офицеров, а в мире – примеров, как режим рушился и правитель отчаливал в результате девальвации. Причем не важно, старалась власть справиться с девальвацией или плыла по течению.
К моменту, когда в Азии случился знаменитый финансовый кризис 1998 года, генерал Сухарто управлял Индонезией уже 33 года, и нельзя сказать, что к этому возрасту Христа ничего не достиг. Диктатор он был довольно коррумпированный, но правый и антикоммунистический, то есть на хорошем счету у мирового капитала. В 1990-е Индонезия под его руководством прочно вошла в число «азиатских тигров» вместе с Таиландом, Малайзией, Филиппинами. Экономика росла по 7–8% в год.
Индонезийский тигр, конечно, был победнее других по ВВП на душу населения (очень этого населения там много), зато экономика была либеральной, ориентированной на экспорт. Политика находилась в твердых руках пожилого диктатора и верных ему генералов, экономика – в руках «молодых технократов», индонезийцев, получивших образование в лучших западных университетах. Это сочетание казалось инвесторам идеальным, регион был у них в моде, и даже когда тайское правительство в июне 1997 году не смогло поддерживать фиксированный курс к доллару и уронило бат (начало азиатского финансового кризиса, прокатившегося позже через Москву аж до Буэнос-Айреса), Сухарто успел некоторое время погордиться тем, что его Индонезия – тихая гавань в бурном южно-азиатском море.
Но гордился он недолго. Уже в августе 1997 года пришлось отпустить курс рупии. Инвесторы стали наперегонки выводить деньги из региона, который, как они теперь дружно решили, был переоценен. Выводить, разумеется, в валюте, а соотношение резервов и долгов не позволяло Индонезии поддерживать курс рупии или даже опускать его плавно. К январю 1998 года рупия упала с 2500 до 12 500 за доллар – в пять раз за полгода, при этом половину своей стоимости она потеряла за пять январских дней. Понятно, что в 90-е индонезийские компании набрали долларовых кредитов, и те из них, кто зарабатывал на внутреннем рынке, в рупиях, потеряли возможность их отдать и перестали по ним платить. Инвестор побежал еще быстрее. Индонезийским компаниям, даже здоровым, больше не давали в долг, бизнес и частные лица бросились скупать доллары.
МВФ попытался прийти на помощь, но неудачно: потребовал закрыть несколько больных банков. Обрушилась вся банковская система – население массово сняло деньги со счетов. В экономике не осталось не только долларов, но и рупий.
Спасение индонезийской экономики осложнял возраст Сухарто и известия о его плохом здоровье (в личных диктатурах даже валютный курс связан с пульсом и температурой правителя). К тому же из-за совершенно естественной склонности Сухарто к фаворитизму огромное число компаний принадлежало родственникам и личным друзьям генерала-президента, они первыми получали информацию, возможность снять валюту по льготному курсу, пакеты помощи – за счет экономики в целом. В 1998 году в стране, уже привыкшей к китайским темпам роста, была рецессия почти 14% и инфляция 65% вместо привычных 6%. Инфляция была бы и больше, если бы покупательной способности и так бедного населения было куда падать.
Сухарто в марте 1998 года умудрился переизбраться президентом — на открытом и честном голосовании депутатов собственного парламента — и сформировать новое кризисное правительство, среди министров которого – сюрприз – все увидели капитанов индонезийского бизнеса из его друзей. Этим он, разумеется, не столько успокоил инвесторов, сколько разозлил народ. Тем более что в качестве одной из мер экономии новое правительство тут же отменило социальные субсидии на бензин и электричество.
Начались массовые демонстрации. Во время их разгона четверо студентов столичного университета погибли. Кто стрелял, разумеется, непонятно. Власть не смогла найти и быстро наказать виновных. Столица восстала. Толпа захватывала госучреждения, банки и прочие почты, телефоны, телеграфы. Заодно громили и жгли китайцев, которые в тех краях считаются национальным меньшинством буржуев, жирующих за счет трудового народа. В демонстрациях погибло около тысячи человек, сотни зданий сожгли и разорили. В мае Сухарто попытался создать еще один кризисный кабинет и даже привлечь в него ручную до этого оппозицию, но ни один из оппозиционных политиков, ни даже его влиятельные друзья в это правительство войти не согласились. 14 мая 1998 года Сухарто подал в отставку. Шкуру тигра повесили на стену. Начался переход Индонезии к демократии, которая, разумеется, не без своих проблем, действует там по сей день.
В результате этого перехода пришлось провести под международным наблюдением референдум на восточной части острова Тимор, которую Сухарто аннексировал в 1974 году. Население проголосовало за независимость: половину островка пришлось отпустить.
Что касается бесконтрольной девальвации, то тенденции развернулись довольно быстро после ухода Сухарто. В первые дни без отца родного курс еще раз резко подскочил – до 16 тысяч рупий за доллар, но потом, когда выяснилось, что жизнь продолжается, цветы растут, птицы поют и даже производства работают, начал падать и к концу года упал вдвое к максимальному майскому значению, до 7500 рупий за доллар, где уже остался надолго. Даже первые демократические выборы в июне 1999 года и первый демократической кабинет, который возглавил умеренный исламист, на него не повлияли.
Максим Саморуков, Александр Баунов | slon.ru