Jesse Livermore: Boy Plunger — The Man Who Sold America Short in 1929 - Глава 18 - Цена доверия - Предательство Тедди Прайса

Глава 16 — Газетная сенсация — Фортуна улыбается новому «Королю хлопка»

Глава 17 — Под влиянием: Хлопковый крах — Соблазнённый Тедди Прайсом

Глава 18 — Цена доверия — Предательство Тедди Прайса

Август 1908 года

После закрытия всех позиций у Джесси Ливермора осталось около $300,000. Потери на сделке с хлопком составили примерно $4 500,000. Он закрылся у себя дома, приказав консьержу никого не впускать, и перестал отвечать на телефонные звонки. Ему нужно было осмыслить произошедшее, и сделать это он мог только в одиночестве. Позже он объяснял:  

«Осознание того, что человек способен на глупые поступки без всяких причин, стало для меня ценным уроком. Мне стоило миллионов понять, что ещё один опасный враг трейдера — его податливость убеждениям харизматичной личности, особенно когда их излагает блестящий ум. Хотя, мне кажется, я мог бы усвоить этот урок и за миллион. Но судьба редко позволяет выбирать цену обучения. Она наносит удар и предъявляет счёт, зная, что ты заплатишь, как бы высок он ни был. Поняв, на какую глупость я способен, я закрыл эту главу, и Тедди Прайс исчез из моей жизни. Я стал миллионером меньше чем за год. Свои миллионы я заработал, используя ум и удачу. И потерял их, поступив наоборот.»  

В одиночестве, часто в темноте, Ливермор мучительно анализировал случившееся. Однако не всё было так мрачно. Его акции, которые он держал почти год после обещания, данного Пирпонту Моргану, росли по мере восстановления рынка. Но это была естественная случайность, хоть и приятная.  

Ливермор пытался философски относиться к произошедшему, хотя это давалось ему с трудом — раны, нанесённые Тедди Прайсом, были ещё слишком свежи. К тому же Прайс вышел сухим из воды и заработал столько же, сколько потерял Ливермор, просто заняв противоположную позицию в тот момент, когда должен был быть на его стороне. С горечью Ливермор вспоминал:  

«Признание собственных ошибок не должно приносить меньше пользы, чем изучение успехов. Но в природе человека — избегать наказания. Если ты связал определённые ошибки с болезненным уроком, тебе не захочется повторять их. Конечно, все ошибки на бирже бьют по двум уязвимым местам — кошельку и самолюбию. Но вот что любопытно: спекулянт иногда совершает ошибки, осознавая это. Потом он спрашивает себя: „Почему?“ Холодно анализируя ситуацию спустя время, когда боль утихает, он может понять, как и когда ошибся, но не почему. Тогда он просто ругает себя и оставляет всё как есть.»  

Но в этот раз Ливермор не смог просто «оставить». Он подавил эмоции и даже отрицал произошедшее.  

Затем он сосредоточился на анализе ошибок. Ему хотелось понять, почему он допустил целую серию промахов в торговле хлопком, даже осознав, что Прайсу больше нельзя доверять.  

В вымышленной биографии Ливермора, написанной Эдвином Лефевром («Воспоминания биржевого спекулянта»), нет деталей предательства Прайса, приведшего к колоссальным убыткам. События поданы поверхностно, а анализ Ливермора кажется неискренним. Но именно нечестность Прайса сломила его дух. Предательство больно ударило по нему — и эмоционально, и финансово.  

В итоге Ливермору оставалось лишь вычеркнуть этот эпизод из жизни, как это сделал Лефевр в своей книге. Единственное, в чём он поклялся себе — никогда больше не повторять ту же ошибку и не брать партнёров. Только так он мог оправдать случившееся:  

«Если человек умен и удачлив, он не повторит одну и ту же ошибку дважды. Но он совершит одну из десяти тысяч её вариаций. Семейство ошибок так велико, что всегда найдётся новая, если ты решил проверить, на что способен в роли дурака.»  

Предательство преследовало его десять лет, пока воспоминания не стёрлись под грузом последующих успехов и наблюдений за злоключениями самого Прайса. Потерю денег он пережил относительно легко:  

«Потеря денег — наименьшая из моих проблем. Убыток перестаёт беспокоить, как только я его фиксирую. Я забываю о нём уже на следующий день. Но ошибка — нежелание принять потерю — вот что наносит ущерб и кошельку, и душе.»  

Очевидно, предательство нанесло серьёзный удар по его сердцу и душе. В книге Лефевра Ливермор в итоге свёл всё к тому, что позволил себе «перегрузить позицию» и нарушил золотое правило спекулянта XIX века Диксона Уоттса. Как рассказывал Ливермор, Уоттс приводит историю о человеке, который спрашивает своего нервного друга:  

"— Что с тобой?  
 — Не могу спать, — отвечает тот.  
 — Почему?  
 — Я держу столько хлопка, что не сплю, думая об этом. Это сводит меня с ума. Что мне делать?  
 — Продавай, пока не сможешь спать спокойно, — ответил друг."  

Что касается потери имущества, Ливермор принял это философски. Удар смягчился, когда его давние позиции на фондовом рынке принесли неожиданную прибыль в $500,000, которую он с радостью забрал. Он привык быть просто богатым, а не очень богатым.  

«Как правило, человек так быстро адаптируется к новым условиям, что теряет перспективу. Он не чувствует разницы — точнее, не помнит, каково это — не быть миллионером. Он лишь знает, что раньше не мог себе позволить то, что может сейчас. Молодому и здравомыслящему человеку требуется не так много времени, чтобы забыть привычки бедности. Но куда больше — чтобы отучиться от богатства. Деньги создают потребности или умножают их. После того как человек заработает на бирже, он очень быстро теряет привычку не тратить. Но когда он теряет состояние, ему требуется много времени, чтобы отучиться от трат.»  

Первыми жертвами стали его вторая яхта Venetia и личный железнодорожный вагон. Оба актива были проданы по хорошей цене. Он сократил расходы на роскошь вдвое, оставив лишь апартаменты и яхту Anita.  

Решив взять ранний отпуск, в первую неделю сентября он отправился в Палм-Бич, планируя длительный круиз на Anita, пока у него ещё оставались деньги.  

Сразу после потерь на хлопке он вернулся к торговле акциями, но столкнулся с трудностями. Настоящим ударом стала череда неудач. Казалось, он знал, что игра проиграна — всё, к чему он прикасался, превращалось в прах. Его удача исчезла в одночасье. Короче говоря, он стал лузером и не мог избавиться от этого ощущения. Пытаясь исправить ситуацию, он терял крупные суммы:  

«Удача отвернулась от меня. Сначала я столкнулся с болезнью, затем — с острой необходимостью в $200,000 наличными. Ещё несколько месяцев назад эта сумма не значила бы ничего, но теперь это были почти все остатки моего стремительно таявшего состояния. Мне нужно было найти деньги, и вопрос был: где? Я не хотел снимать их с брокерского счёта, потому что тогда у меня почти не осталось бы маржи для торговли, а возможность торговать была мне нужна как никогда — только так я мог быстро вернуть миллионы. Оставался один вариант — взять их с рынка.»  

Во время плавания по Атлантике он получил странное известие, вызвавшее срочную просьбу о деньгах от его жены Нетти. Хотя они фактически расстались ещё в 1901 году, брак не был расторгнут, и Ливермор продолжал оплачивать её расходы и обеспечивать жильём. Между ними сохранялась привязанность, поэтому, когда Нетти попросила помощи, он счёл себя обязанным откликнуться.  

Деньги срочно понадобились в начале сентября для оплаты услуг адвокатов его брата, Честера Джордана. Джордан убил свою жену, а затем расчленил её тело, чтобы скрыть преступление. Он признался полиции, и его адвокаты решили строить защиту на невменяемости, пытаясь спасти его от казни — неизбежной в случае признания вины. Почему Нетти Ливермор посчитала нужным спасать человека, жестоко убившего её невестку, остаётся загадкой. Также неизвестно, почему Ливермор согласился выплатить, по слухам, $200,000 на защиту. Он отказался объяснять или даже обсуждать это, и история так и осталась тайной.  

Каким-то образом он нашёл деньги, но был вынужден прервать круиз, который оказался его последним путешествием на Anita — вскоре яхту пришлось передать брокеру в счёт долга в $50,000.  

Бостонский адвокат Уильям Шортон, которого наняла Нетти, потребовал $75,000 на ведение дела. Ливермор собрал сумму и попытался вернуть её в кратчайшие сроки, нарушив ещё одно из своих правил. Позже он откровенно признавался:  

«Нет на Уолл-стрит ни одного человека, который не терял бы деньги, пытаясь заставить рынок оплатить автомобиль, браслет, катер или картину. Я мог бы построить огромную больницу на те „подарки“, которые скупердяй-рынок отказался оплачивать. Из всех проклятий Уолл-стрит самое живучее — надежда сделать рынок доброй феей.  

И, как у всякого проклятия, у этого есть причина. Что делает человек, когда хочет, чтобы рынок оплатил его внезапную нужду? Он надеется. Он играет. Поэтому он рискует куда больше, чем если бы спекулировал разумно, основываясь на трезвом анализе ситуации. Прежде всего, ему нужна быстрая прибыль. Он не может ждать. Рынок должен быть добр к нему сейчас. Он убеждает себя, что просит лишь равных шансов. Поскольку он готов быстро выйти (например, зафиксировать убыток в два пункта, если надеется заработать два), он верит, что рискует 50 на 50. Но я знал людей, терявших тысячи на таких сделках — особенно при покупках на пике бычьего рынка перед коррекцией. Это не способ торговать.»