Про Хомяка 2.0

Веселье

Silent Hamsterа на Смартлабе звали просто Хомяком. Обращались к нему только в случае крайней нужды. Хомяк обучал в Ленинке трейдингу и назначал людоедскую плату. Он занимался этим уже несколько лет и еще ни разу не попался милиции.  Но был в жизни Хомяка только один случай, когда он попал в просак.
Года три назад,  Хомяк решил обогатиться за счет Госстраха. Он застраховал свою тещу ста двух лет, почтенную женщину, возрастом которой гордилось все семейство, на тысячу рублей.
Древняя женщина была одержима многими старческими болезнями. Поэтому Хомяку пришлось платить высокие страховые взносы. Расчет Хомяка был прост и верен. Старуха долго прожить не могла. Вычисления Хомяка говорили за то, что она не проживет и года, за год пришлось бы внести рублей шестьдесят страховых денег, и 940 рублей являлись бы прибылью почти гарантированной.
Но старуха не умирала. Сто третий год она прожила вполне благополучно. Негодуя, Хомяк возобновил страхование на второй год. На сто четвертом году жизни старуха значительно окрепла — у нее появился аппетит и разогнулся указательный палец правой руки, скрученный подагрой уже лет десять.
Хомяк со страхом убедился, что, истратив сто двадцать рублей на тещу, он не получил ни копейки процентов на капитал. Теща не хотела умирать: капризничала, требовала кофий и однажды летом выползла даже на площадь Парижской Коммуны послушать новомодную выдумку — музыкальное радио. Хомяк понадеялся, что музыкальный рейс доконает старуху, которая, действительно, слегла и пролежала в постели три дня, поминутно чихая. Но организм победил. Старуха встала и потребовала киселя. Пришлось в третий раз платить страховые деньги. Положение сделалось невыносимым. Старуха должна была умереть и все-таки не умерла. Тысячерублевый мираж таял, сроки истекали, надо было возобновлять страхование.
Неверие овладело Хомяком. Проклятая старуха могла прожить еще двадцать лет. Сколько ни обхаживал Хомяка страховой агент, как ни
убеждал он его, рисуя обольстительные, не дай бог, похороны старушки, — Хомяк был тверд, как диабаз. Страхования он не возобновил.
Лучше потерять, решил он, сто восемьдесят рублей, чем двести сорок, триста, триста шестьдесят, четыреста двадцать или, может быть, даже четыреста восемьдесят, не говоря уж о процентах на капитал.
Даже теперь, пиная ногой стол, Хомяк не переставал по привычке прислушиваться к кряхтению тещи, хотя никаких коммерческих выгод из
этого кряхтения он уже извлечь не мог.